Здание, куда мне входить, очень высокое было, высоченное просто. В наших краях отродясь таких небоскрёбов не городили, да и зачем они нам, кто там работать будет? Только Васька охранником напросится, да с десяток баб уборщицами, этого добра всегда навалом.
Я приготовилась блуждать в поисках лифта, да так в него с порога и влетела. Обалдела сразу – как в комический корабль какой нырнула. В зеркалах всё и в металле, блестит, подсветка мигает, я варежку-то открыла, да и прихлопнула сразу, чтоб не позориться – «Ведется видеонаблюдение». Круглая кнопочка последнего этажа аккуратно нажалась и лифт так плавно поехал, что я даже не поняла сначала, несколько раз потыкала, пока не увидела, что циферки замигали, этажи стали отсчитывать.
Пока я перед зеркалом вертелась (до чего же рожа у меня выглядела уставшей), чудо-лифт незаметно доставил меня на последний этаж и неслышно захлопнулся у меня за спиной. Я уперлась взглядом в стену, а влево и вправо тянулся длинный, как кишка, коридор, а света в нем было – ровно на пять шагов, от лампочки над лифтом, под которой я стою. И где мне найти нужную дверь? Стены выглядят такими ровными, как будто дверей тут вообще нет, а в конце коридора так темно, что и стен не видать. Жутко, конечно, ну да когда я струхнула, вот ещё, уж не развернуться ли теперь.
Решила пойти вправо, по привычке, обнаруженной в нас маркетологами, но дверей мне так и не попалось, кроме двух скромных с буквами М и Ж, но мне туда не хотелось. После них коридор сворачивал налево, чего я издалека и не увидела – там было ещё темней, ведь тусклая лампочка над лифтом с таким уже не справлялась. Пришлось включать фонарик на телефоне, чтобы разглядеть хоть что-то в этой кишке – в том, что мне туда, я не сомневалась уже, ведь куда ещё-то. Ну и зданьице. У нас бы точно в таком никто не стал работать, да и строить даже. Не понять нам этих городских пижонов с их бестолковыми коридорами – столько места насмарку.
Пока я шла да костерила их на чем свет стоит, коридор вдруг закончился – вот просто так, на ровном месте, даже не дверью какой, ни окошком, да и на всём пути мне так ничего такого и не попалось. Архитектор, видать, тот еще грамотей был. Мой первый муж, Витька штукатур, и то бы лучше напроектировал, если б не спился, сволочь.
Я выключила фонарик, а то батарейка садится. И так понятно, что ни шиша тут нет, пойду обратно. Я оглянулась – длинный туннель с кусочком тусклого света в том месте, где коридор сворачивал к лифту. «Свет в конце анального отверстия» - попыталась я пошутить, да как-то не вышло, хорошо, что никто не слышал, хотя я все-таки похихикала немного. Ну это, скорее, от нервов.
Пока назад шла, на всякий случай ещё раз проверяла и даже рукой проводила по стенам, мало ли, чего они тут нагородили с этими дверьми, но темнота стен ничем не прерывалась.
Теперь я пошла от лифта налево. Туалетов там не оказалось, зато за первым же поворотом очередного бесконечного коридора я наткнулась на разрезающую темноту полоску света. Меня начинало мутить от темноты, поэтому я без стука открыла дверь и ввалилась внутрь.
В жёлтом свете комнаты я увидела что-то вроде лаборатории. Спиной ко мне на кресле вроде стоматологического полулежал какой-то невероятных размеров мужик в коричневом пиджаке и жёлтых брюках. Он издавал странные звуки – то ли храпел, то ли кряхтел, этот боров. От его руки отходила плотная трубка, другой конец которой был направлен в большую пластиковую канистру. По трубке перетекала какая-то мерзкая зеленовато-желтая жижа.
Рядом с толстяком другой мужичок – кроме как мужичок его никак не назвать, маленький и худенький, - другой мужичок в белом халате и очках с такими толстыми стёклами, что его глаза уменьшались под ними чуть ли не вдвое, дожидался, когда первая канистра заполнится доверху, после чего торопливо, чтобы не вытекла та гадость, переставил трубку в пустую канистру, которая стояла рядом.
Я переминалась с ноги на ногу. Не хотелось отвлекать его от важного дела, мужики ух как этого не любят, знаю я, чем важнее дело, тем больше ору потом, а тут вроде вообще всё серьёзно, только вот и стоять тут мне было не по себе. Когда мужичок поменял канистры и отнес ту, что заполнена, к стене, я все-таки кашлянула. Очкарик повернулся ко мне и расплылся в улыбке:
- Желаете откачать желчь?
- Ой, это, наверное, больно?
- Ну что вы!
Он не дал мне опомниться, подтолкнул ко второму креслу рядом с толстячком и пошёл за другой канистрой. Я покосилась на борова – он вообще никак не реагировал на происходящее, только похрюкивал себе с закрытыми глазами и тяжело дышал.
Я все-таки села на кресло, подскочил этот с канистрой и трубкой.
- Точно не больно?
- Нет-нет, только во время введения трубки.
Он поднес трубку к моей левой руке и прислонил её отверстие к ладони в районе большого пальца. Мне уже стало не очень хорошо, но неловко было истерику закатывать, пришлось терпеть. Трубка заработала по принципу пылесоса - сначала просто присосалась к моей коже, затем, постепенно увеличивая мощность, стала высасывать из меня желчь, ту самую зеленовато-желтую жидкость, что у толстого мужика на соседнем кресле, с той только разницей, что у меня она была более прозрачная да и не такая густая на вид. Было очень, очень мерзко, хотя и совсем не больно, как и обещал доктор. Меня хватило максимум на минуту, затошнило уже по-настоящему.
- Нет, всё, забирай свою штуковину, Пилюлькин, - закричала я и потянула за трубку, чтобы она поскорее от меня отцепилась. Снова стало больно, чёртова трубка не хотела меня отпускать, но я так разозлилась, что осилила её. На коже остался ровный круглый засос.