Здравствуйте, я - Ведьма! Книга 4: Зов крови

Глава 18

Глава 18

С того злосчастного дня, когда я перешагнул черту и наплевал на все моральные устои, прошло пять дней. Элиота и Чару я больше не видел. Нет, они не прогнали меня. Даже, если бы они хотели, они бы не смогли избавиться от меня против моей воли: сила не на их стороне. Я изолировал себя добровольно.

Первой моей мыслью, когда Чару погрузили на носилки и увезли в больницу, когда Элиот разрывался между желанием поехать с другом и долгом оставаться со мной, когда в его глазах читалась та растерянность, которой я никогда до этого не видел, первой моей мыслью было – бежать. И я почти решился на это. Выжидая, когда чужие покинут наш участок, я прощался со своими не родными-родными, но всё получилось иначе…

Когда машина скорой помощи тронулась с места, стремительно уносясь в ночь, я направился к выбитым мною входным дверям и столкнулся в них с Элиотом. Его взгляд был каким-то потухшим, опустошенным, но он не выражал той злости, которую я заслуживал. Он просто посмотрел на меня как-то удивительно спокойно для такой ужасающей ситуации, поднял выбитую дверь и приставил к дверному проёму, прикрывая его, а потом сказал:

- Ты не виноват. Твоя вина есть в том, что ты бросился на Чару, но мог ли ты это предотвратить, мог ли ты противиться животному желанию? Вряд ли. Я только прошу, чтобы ты извинился перед Чарой, чтобы ты навестил его в больнице, когда вернёшься в человеческий облик. Я знаю, что он тебя простит. Более того, он тебя не винит. Я точно знаю. Почему же я должен винить тебя, Роберт? Я не знаю, что ты чувствуешь сейчас, ты не можешь этого сказать, но я очень надеюсь, что ты сожалеешь о содеянном. Роберт, не смотри так на дверь. Если ты хочешь уйти – одумайся. Если ты считаешь, что мы от тебя отвернёмся из-за того, что ты выходишь из-под контроля, знай, это не так. Ты мог неверно истолковать страх, который всё же присутствовал в наших глазах, когда мы смотрели на тебя, но он – это то, что мы не можем контролировать. Роберт, сейчас ты – зверь. Мощный, хищный и сильный зверь, который легко может оборвать наши жизни, наш страх не должен заставлять тебя думать, что ты не такой. Ты – зверь, но ты зверь только сейчас. Но даже сейчас, находясь во власти Луны, ты сохраняешь то человеческое, что не позволяет тебе переступить роковую черту. Задумайся, Роберт. Мы жили вместе долгие тринадцать лет, мы боролись всё это время с твоей бедой и никогда не пытались избавиться от тебя. Если ты считаешь, что тебе нет места в этом доме и в наших сердцах, знай, ты ошибаешься. Но если, даже выслушав всё это, ты захочешь уйти, я не стану тебя держать. Я не могу знать, что твориться в твоей душе сейчас и ты не можешь это рассказать. Если ты считаешь, что где-то там тебе будет лучше, ты можешь попробовать. Это твоё право и твоя воля. Все те долгие тринадцать лет, что мы растили тебя, мы, а в особенности я, пытался уберечь тебя от всего, не замечая, что моя забота стала цепями для тебя. Я не заметил, как мы посадили тебя в клетку, а каждому нужна свобода. Каждому нужно право решать за самого себя. Прости меня, Роберт, я не понимал, что не всегда забота и опека идут во благо, я совсем забыл, каково это – быть опекаемым, когда душа просит воли и безумств, но, в своё время, я отвоевал своё право быть собой. Моя война едва не закончилась трагедией, но это не должно тебя разубеждать идти своей дорогой. Если хочешь, мы отпустим тебя. Как мы нам не было больно, страшно и, может быть, обидно, мы отпустим тебя, потому что это и есть главная задача родителей – отпустить детей, когда для них придёт время, чтобы уйти. Об одном тебя только прошу, если ты уйдёшь, дождись обращения в человека. Потому что, каким бы хорошим человеком ты не был, волчья кровь в активной фазе едва ли оставит тебе шансы на благоразумное поведение. И, видя вопрос в твоих глазах, я отвечаю – нет. Я не боюсь того, что ты разорвёшь кого-то из горожан. Как человеку мне было бы жаль их, но как родителю – мне плевать. Я боюсь того, что ты будешь жалеть о содеянном и корить себя. А ещё, Роберт, если ты уйдёшь сейчас, много шансов, что тебя поймают и заточат в одну из этих лабораторий, где учёные будут проводить свои эксперименты. Если это случится, конечно, мой долг и моё желание будут едины – прийти и отбить тебя у всех врагов, но… Но не лишу ли я тебя этим того самого права самому решать и самому творить свою жизнь? Если ты хочешь уйти, ты должен быть готов не только к хорошему, но и к плохому, ты должен принять для себя то, что, однажды, никто может не прийти к тебе на помощь. Я ни в коем случае не хочу тебя запугать, но я хочу, чтобы ты понимал это. Я не хочу, чтобы свободная жизнь, к которой ты так стремишься, стала для тебя чередой неприятных открытий. Роберт, мальчик мой, мы совсем не заметили, как ты вырос и в этом наша вина. Но мы сможем исправиться. И ты сможешь исправиться. Потому что в этом и есть то, что отличает настоящую семью от простой общности людей – умение прощать. Прощать даже то, что, казалось бы, невозможно простить. Роберт, мальчик, не кори себя за содеянное, но перед Чарой извинись. Я сам никогда не придавал значения словам, но однажды понял, что они бывают невероятно нужны. Знаешь, Роб, мы все знаем, что нас любят, мы чувствуем это сердцем, но иногда нам нужно это ещё и слышать. Я люблю тебя, и ты это знаешь. Я не должен, не обязан этого говорить, но я говорю, потому что ты должен быть в этом уверен. Роберт, это и есть самое главное – в любых обстоятельствах не переставать любить, не отворачиваться от человека. Я, к своему сожалению, не всегда мог и не всегда могу поступать так, но, хочется верить, что ты пойдёшь дальше меня и станешь лучше меня. Но я не хочу, чтобы мои слова довлели над тобой, просто услышь меня сейчас, а потом можешь забыть, потому что, какими бы светлыми и сильными не были мои желания, это – мои желания и ты не обязан их исполнять, переступая через себя. Это, пожалуй, ещё одна очень важная истина жизни. Никогда и никому не позволяй заглушать голос твоего собственного сердца, потому что оно куда мудрее нашего мозга. Так, почти четырнадцать лет назад, сказал мне Чара и, знаешь, он оказался прав. Я никогда не говорил ему об этом, а сейчас задумался: почему? Знаешь, Роберт, я ведь далеко не святой, но сейчас, именно в этом момент и применительно именно к этому случаю, мне захотелось признать свою неправоту. Пожалуй, как только Чару можно будет навестить, я скажу ему об этом. Да, пожалуй… И пусть это будет третьей истиной жизни – никогда не поздно признавать свои ошибки. А теперь, Роберт, выбирай свой путь, но я советую тебе подкрепиться, а потом подняться наверх и хорошенько вздремнуть.