Зеленое яблоко для Смерти

Зеленое яблоко для Смерти

Она вошла никого не замечая, разгоняя пыль черным полом платья, собравшуюся на белом мраморном полу. Атласное платье легким шорохом, как прикосновением руки, ласкало стены, которые были белее снега. Миниатюрные босые ножки бойко ступали по ледяному полу.

- Ни за что не догадаетесь, что на этот раз мне ответили и, кого я встретила! – изящные тонкие пальцы звонко щелкнули, и из небытия материализовалось кресло, в которое и приземлилась утонченная фигура девушки.

На секунду несколько пар глаз оторвалось от своих дел, рукописей и затейливых витражей окон.

- Опять какого-нибудь сноба или мамашу, убитую смертью своего единственного отпрыска, - презрительный мужской голос пропел слова, сопровождая их шелестом бумаги. - Их сейчас столько развелось.

- А это только тебя к ним отправляют, - помещение залил детский смех и топот маленьких ножек.

- Эй! – серые глаза оторвались от бумаги и стройная фигура юноши, обладателя презрительного голоса, повернулась к ребенку лет 8 в костюме.

- А кто на что горазд! – маленький язычок, дразня юношу, высунулся изо рта ребенка, а маленькая ручка растрепала кучерявые волосы сероглазого юноши.

- Ну я тебе сейчас покажу! – юноша вскочил со стула и рукой попытался ухватиться за пиджак, но тщетно. – А, ну, иди сюда, гаденыш!

- А ты поймай меня сначала!

В просторном помещении воцарились суета, детский хохот, ругательства, топот ног. На пару мгновений это помещение, служащее пристанищем для вечных созданий, наполнилось жизнью и будто само все ожило: витражи заиграли новыми красками и отблесками, пыль весело заплясала по помещению, рукописи по-новому зашептали своими бумажными голосами, солнечные лучи теплыми прикосновениями обласкали головы присутствующих. Удивительно, как может изменить все в обители чужих смертей безобидная шутка ребенка над взрослым.

- Ганс балда, снобов ждет его гора, бе-бе-бе! – детский смех зазвучал еще громче прежнего, стеклянными сверкающими горошинками отбиваясь от стен помещения.

- Ну, сейчас ты у меня получишь, Иван!

Оба не заметили, как над ними сгущается грозовая туча. Пухленькие губы девушки в черном атласном платье надулись, а брови сдвинулись у переносицы. Практически весь воздух вокруг нее наэлектризовался и тянулся электрическими руками к беснующимся юношам.

- Ой, сейчас что-то будет…

- Эй! Я кому это все рассказываю, стенам или может быть этим бумажкам!? – голос девушки сорвался на визг, а потом ненадолго затих. – Вы, вы просто невыносимы, отвратительны!

Всё в помещении замерло. Юноши остановились. Ганс обтянул жилет и провел по металлическому браслету наручных часов пальцами, а озорной Иван шморгнул конопатым носом. Привычная тишина поглотила помещение. Не было слышно ни дыхания, ни шороха, ни даже ритмичного биения сердца. Витражи снова погрустнели, а пыль, ворча, покрыла собой все, кроме живых тел. Также бесшумно опустилась рука на плечо рассерженной девушки.

- О-о-о, не стоит печалиться из-за этих мужчин, - мелодичный голос ласково прикоснулся к ушам девушки. – Сколько ни было бы им лет, хоть тысяча – да, Ганс? – хоть двести – да, Иван? – они все равно остаются непоседливыми детьми. Не стоит злиться на них, Александра, они не со зла. Это природа их такими сотворила.

Женщина с мелодичным голосом убрала, выбившуюся из высокой прически, прядь седых волос за ухо и улыбнулась всем лишь глазами. Фигура, жесты, легкие взмахи ресницами, лицо, покрытое глубокими морщинами, ясный взгляд и даже легкий аромат старости и пряностей – все источало мудрость и житейский опыт.

- Ладно-о, прости. Кого ты там встретила сегодня? – Иван снова шмыгнул носом и виновато потупил глаза.

Ганс, сделав вид глубоко оскорбленного человека, поджал губы и молча вернулся на свое прежнее место.

- Только потому, что я вас очень люблю, мальчики, - Александра обворожительно улыбнулась и устроилась в кресле поудобнее, поднося к губам пару секунд назад материализовавшуюся в ее руках пахитоску и выпуская облако густого серого дыма. - Итак, вхожу я в комнату, которая по видимому служила кабинетом и была завалена бумажками с цифрами, там еще были такие металлические коробки с циферблатами и крутящимися ручками, ну…Как их люди называют? Коробки, хранилища…

- Сейфы.

- Да, сейфы! Спасибо, Ганс. Ну и придумают же таких глупых названий, - Александра театрально развела руками и прикрыла глаза. – А шторы, какие там были шторы! Какая ткань, какой цвет…

- Александра, милая, ты же нам не про шторы хотела рассказать, - бархатистый голос пожилой леди с высокой прической прошелся по стенам помещения.

- Ах, да, я отвлеклась, но шторы и правда были прекрасны. Так вот, прохожу я дальше по комнате, ставлю метроном на массивный деревянный стол с резными ножками, а он смотрит на меня своими маленькими мокрыми глазками и не понимает ничего. Я думала, что его маленькие глазки станут больше в окружности, чем его огромный живот, но увы, они выдержали, как и пуговицы на его рубашке, - Александра перевела дыхание. Пробежавшись глазами по присутствующим, которые ждали продолжения. – Я, как и полагается, говорю, что у него будет 2 минуты и 106 ударов метронома, чтобы сказать одно слово, за которое я оставлю ему жизнь. Ну, вот почему, каждый раз они знают кто мы, но все равно смотрят, как на призраков и начинают лепетать, что мы ошиблись адресом?

Этот вопрос не нашел ответа в этих стенах.

- Это были самые длинные минуты в моей бесконечной жизни, - девушка закатила глаза. Зато у меня было время рассмотреть все золотые статуэтки, натертые до блеска, дорогую мебель, книги в кожаных обложках и еще кучу старого дорогого хлама.

Ганс перевернул страницу и обмакнул острый кончик пера в чернильницу и вернулся к желтому, наполовину заполненному, листу и продолжил вырисовывать силуэты букв, которые соединялись друг с другом. Звук танцующего пера заполнил просторное помещение, а губы Ганса приоткрылись, давая жизнь следующим словам: