Земля после конца времён

I

Поверхность широкой серой реки, пересекающей равнину, кажется абсолютно спокойной, неподвижной. Эта обманчивая безмятежность смертельна: любое живое существо, попавшее в воду, уже не выберется на берег живым – течение здесь настолько сильное, что выворачивает даже гигантские валуны, покоившиеся на дне веками. Река проложила свое русло по прямой от Сумеречных Гор к Великому Морю: не в ее правилах было идти на уступки, поэтому все на пути стихии, будь то холмы или дремучие леса, оказалось стертым с лица земли. Правый берег ее изрыт шрамами осыпей и обвалов, отвесные обрывы резко переходят в заболоченные равнины, хотя последние встречаются крайне редко. За ними до самого горизонта тянется безбрежье вечнозеленых исполинов, закрывающих своими лапами высокое серое небо. Под их сенью водятся гигантские твари, степень опасности которых прямо пропорциональна их размеру, ограниченному только свободным пространством между массивными стволами деревьев на земле, переплетением ветвей над и лабиринту корней под ней. Поэтому обитают там только хищники, ибо все остальные рискуют немедленно быть сожранными, едва ступив на их территорию.

Левый берег скрывает сплошная завеса тумана, который, в зависимости от погоды, отвоевывает у реки большую или меньшую ее часть, но земля по ту сторону мертвой воды всегда остается в его власти – порой кажется, что ее просто не существует. Единственные, кто видит противоположный берег – прилетающие с Сумеречных Гор на охоту стервятники. Эти гигантские твари парят низко над водой, вылавливая прибитые к берегу трупы, порой рискуя сами угодить в ловушку течения, но иногда они не брезгуют и живыми существами, которые ютятся в пещерах и норах на обрывистых склонах. Тогда стервятники поднимаются выше, выслеживая добычу из рваных клочьев облаков, и только болтающиеся на ветру словно тряпье рваные хвосты хищников да блики солнца на  пепельной чешуе выдают их присутствие. И все-таки левый берег считается самым безопасным местом на многие мили вокруг: леса кишат кровожадными чудовищами, что пожирают друг на друга за неимением других жертв; выше по течению, в горах, обитают стервятники и гигантские ящеры. Благодаря убийственному течению река мертва: на ее дне не растут даже водоросли, а Великое Море, в которое она впадает, располагает к плотоядным созданиям размеров, повергающих разум в первобытный ужас.

 Этот мир жесток, в подавляющим большинстве населен хищниками, и поэтому не располагает к миграции в поисках лучших мест: если тебя не сожрут через десять миль, то сожрут через двадцать, в этом можно не сомневаться. Существа, менее преуспевшие в своем эволюционном развитии, а именно в обладании множеством приспособлений для убийства, предпочитают ютиться в сырых темных норах и пещерах, пытаясь выжить всеми мыслимыми способами, хотя даже при отсутствии желающих съесть тебя на второй завтрак сделать это довольно проблематично.

К природе серого мира олицетворение «мать», так свойственное многим другим мирам, едва ли применимо. Основной ее закон – абсолютная непредсказуемость: знакомые растения спустя несколько месяцев могут стать ядовитыми или совершенно изменить свой внешний вид; полакомившись мелкой тварью, не исключено отравиться точно такой же на следующий день. Создается впечатление, что эволюция впала в затянувшуюся истерику, причем, чем меньше подопытный объект, тем сильнее она над ним издевается. Многотонные морские твари ощущают эти глобальные возмущения лишь по внеочередному приступу желудочных колик (в одном или нескольких из десятка желудков), в то время как отдельно взятые виды жуков и растений за год могут изменить до неузнаваемости как внешние, так и внутренние свойства. От этого страдает, в первую очередь, промежуточное звено в пищевой цепи. Многие считают, что виной всему вода в небе и в земле – она никогда не отличалась постоянством. Иногда дождь испаряется, не долетая до земли, иногда капли рикошетом отскакивают от поверхности немногочисленных водоемов или же остаются на ней концентрированными лужицами ртути. В особо запущенных случаях изумительно красивые ливни лилового оттенка отравляют воздух на недели, прожигают насквозь камни, не говоря уже о шкурах нерасторопных животных – что и заставляет природу метаться в агонии, пытаясь приспособиться к изменчивому миру.

Есть во всем этом что-то неумолимо прекрасное: например, чарующий черный снег короткими, но предельно жестокими зимами, убивающими до двух третей живых существ на планете. С равнодушного неба за ними наблюдает каторжное блеклое солнце, приносящее с рассветом в серый мир смерть и забирающее на закате ее многочисленных жертв.