Земляничная поляна
Ничего не видно из-за дождя. В темноте тяжелые струи, падающие с неба - все равно, что карандашные стволы сосен. И дождю, верно, хочется совсем смыть ветхий деревянный дом на опушке у обрыва, где деревья уступают скалистому откосу, спускающемуся к реке.
К дому, старательно сторонясь дороги, спотыкаясь, бредет человек – в прозрачной накидке поверх рюкзака. Осторожно ступая и обходя валежник, он все равно то и дело проваливается в мох. В доме приветливо светится живой, яркий огонь, но человек не собирается проситься переночевать. Подойдя к крыльцу, он сует руку за пазуху и, морщась оттого, что вода полилась ему на живот, вытаскивает сверток размером с буханку хлеба. Из дома слышится упреждающее собачье ворчание. И вслед за тем детский голос:
- Фу, Макаронина, трусиха! Это только гроза. Фу!
Над крышей раздается грохот, и человек, отступает назад, чтобы прислониться к стене дома и переждать, пока собака успокоится, перестанет рычать и скрести дверь.
Человек сует сверток в дыру под крыльцом и торопливо шагает вдоль обрыва по тропинке, спускающейся к реке. Через час он на мосту, а затем и на окраине поселка. Он идет, стараясь держаться подальше от освещенных улиц. Обойдя поселок, выбирается на трассу. К рассвету его подбирает грузовик. И тогда человек, откинув капюшон, с наслаждением вытягивает ноги в высоких ботинках и, наконец, позволяет себе забыться сном – тяжелым и тревожным, как всегда в это время года.
***
Кира проснулась и приподнялась на локте, чтобы посмотреть в окно. Дождь раздавал щелбаны оконным стеклам, лужайка перед домом превратилась в болото. Она сползла обратно на надувную подушку, стукнувшись о высокий край деревянной кровати, и натянула спальник на голову. Котенок под боком перевернулся на спину и стал ловить ленту, которой она связывала волосы, когда спала.
- Дорогу развезло.
Отец поставил сковородку на стол. Кира подумала, какую уйму вещей они уже умудрились сюда перетащить.
- Ярмарку отложат до выходных, - его рот уже был набит едой.
- Пап! – Кира села и взяла котенка на колени. – Когда мы поедем домой?
Отец продолжал сосредоточенно жевать, уставившись в сковородку, будто и вовсе не слышал ее. Так уже почти два месяца – все что угодно, кроме, например, «завтра» или, скажем, «в понедельник утром».
- Надо ехать!
Макаронина – в годах, светлого окраса борзая била хвостом у двери. Услышав, что кто-то повысил голос, она подняла голову и недовольно заворчала.
- Собака ночью рвалась, у дома кто-то ходил.
- Да это Туки опять убежала!
Кира перегнулась, чтобы посмотреть под кроватью. Так и было - коробка, в которой жила Туки – белая крыса, валялась на боку пустая.
- Да еще гроза!
Кира снова зарылась в спальник.
- Через неделю мне в школу.
- Отвезу тебя к бабушке с дедушкой, а сам вернусь.
Отец встал из-за стола, громыхнув сковородкой, и отвернулся, сделав вид, что ждет, пока закипит чайник на решетке в каменном очаге.
- Хочу домой! – простонала Кира.
- Кажется, ты совсем по ней не скучаешь, - отец сел обратно за стол и стал тереть виски. – А я вот каждую ночь во сне вижу.
- Что она делает?
- Ничего, смотрит. Но лица не разобрать. И волосы почему-то темные.
- Может, это не мама? Может, ты просто устал?
- Она где-то здесь.
Котенок спрыгнул на пол и стал потягиваться.
- Я скучаю, правда, - виновато пробормотала Кира, следя за ним, а сама подумала:
«Даже ни разу не заплакала.»
- Целый месяц мы искали – и собаки, и вертолеты, и спасатели.
- В основном, на реке. Они думают, она сорвалась с обрыва. Это не так.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
Чайник вскипел, и отец, намотав на руку полотенце, снял его. Налил в походную кружку кипятка, бросил туда пакетик, и стал шумно прихлебывать. Кира выпуталась из спальника и залезла к отцу на колени. Хлебнув из кружки, она обожгла язык и спрятала лицо в отцовской рубашке, которая пахла костром и лесом.
- Представь, какие мы будем дураки, если она уже дома и ждет нас.
- Было бы прекрасно, - отец поцеловал дочь в волосы.
- Здесь наверное жил какой-нибудь мученик.
- Почему ты так думаешь?
- Только стул и стол, и больше ничего.
- А печка? Не кисни, - улыбнулся отец и потерся жесткой щетиной о кирину щеку. – В выходные на ярмарке купим тебе кролика.
- Двух! – наклонила голову Кира.
За окном хлестал дождь - будто плетками наказывал провинившихся траву, землю и прошлогодние сосновые иголки.
***
К выходным дождь перестал. А в поселке за мостом загуляла ярмарка. Кира смотрела во все глаза, она в первый раз была на деревенском празднике. Ей все было интересно – и расцвеченные бумажными фонариками улицы, и крупные яркие цветы за заборами, и лица в оборках улыбок. На площади продавали всякую всячину. На маленькую сцену все время взбирался кто-нибудь из местных, чтобы спеть или высказаться.
Кира прижимала корзину с кроликами – рыжий Том и серая Джерри, - и протискивалась вслед за отцом поближе к деревянному помосту, где должно было вскоре начаться большое представление. Макаронина путалась под ногами и ворчала, она была такая старая, что лаять ей уже не хотелось.
- Ты в этой деревне родился? Правда, пап?
- Бабушка моя с мамой здесь жили. Но мама уехала в город, как только я появился на свет. Она часто рассказывала про эти места. Так часто, что я стал думать, что тут неплохо.
- И, может быть, кто-то из этих людей - моя родня? - Кира огляделась, будто хотела найти лицо, похожее на свое собственное.
Конопатый мальчишка толкнул ее под руку, и она едва не выронила кроликов.