Зеркало души. Часть Первая

П Р О Л О Г

"Подруге моей - Валентине, посвящается эта книга!

Спасибо, что ты есть!"

* * *

Я - Алевтина Петровна Островская сидела за столом в учительской и нервно сжимала ручку. Опять не могла сосредоточиться на тексте в тетради, что лежала передо мной. В голове прокручивала свой недавний разговор с директором школы, в котором работала не первый год, а уже почти тридцать лет. Этот молодой смазливый человек, вызывал во мне сильные чувства и они были сплошь негативными. Я уже не могла мириться с его надменностью, самолюбованием и даже наглостью - будто его мнение и есть последняя инстанция. Особенно здесь, в женском коллективе, оно было ярко выражено и имело много молодых сторонников его метода подбора учительского коллектива. Он бессердечно отправлял всех «на выход», несмотря на стаж и опыт некоторых пожилых учительниц. Правда, предупреждал заранее и давал завершить учебный год. А потом одним махом подписывал договоры на следующий год с пометкой «отказать» и совестью не мучился. Набирая молодых, особенное предпочтение оказывал мужскому полу. Да и понятно, ведь сейчас появилась мода на таких учителей, которые внедряли странные новаторства, несмотря на многоплановость характеров учеников, их возможностей и даже социального статуса, ибо здесь учились все, кто мог платить за своего отпрыска. Теперь было выгодно занять любое вакантное место, которое освобождалось к концу каждого учебного года. Директор просто нанимал нужных ему людей, не пролангировав предыдущие договоры с учителями, особенно с теми, кто остался на прежнем месте работы после переименования обычной школы в колледж с уклоном. В данном случае – физико-математическом и мужчины учителя были в фаворе. Ну, а мы, гуманитарии, остались в стороне, тем более со старыми «совковыми» методами и навыками в работе.

Вот и сегодня о таком подарке мне и поведала в приемной кабинета директора смазливая девочка-блондинка - его секретарша. Поведя подкрашенными губами в презрительной усмешке, она протянула мне приказ, в котором черным по белому было написано, что мне следует написать «по собственному желанию» и получить по такому случаю денежное содержание.

Сказать, что я была поражена – ничего не сказать. Я была ошарашена и почти убита. Ведь он мне совсем недавно обещал, что оставит еще на год, в связи с моим предпенсионным возрастом. Уже в следующем году мне стукнет шестьдесят, и тогда бы я могу быть абсолютно свободной, аки птаха. И что сейчас делать, когда остался всего год работы, я не знала и еле смогла собрать себя по кусочкам. Слезы, что я спрятала от коллег, давили, и я не могла успокоиться.

- Как жить? – поджала я в отчаянии губы. - Ведь на этой работе, в этой школе, я была как у себя дома, в своей семье, которой так и не завела. К одиночеству привыкла, потому что мои ученики, коллеги, заменяли мне всё. О любви не говорю, было и прошло. Как-то отношения не сложились. То ли благодаря моему характеру, то ли профессии – поучать, делать замечания, ставить на вид. Хотя мои хозяйственные навыки ценились и даже восхвалялись, правда моими сослуживицами, когда угощала их своими пирогами и тортами. Соседи уважали за мою принципиальность и строгость, и даже выбирали старшей по дому, доверяя моей въедливости и порядочности. Но всё это не создавало в моей квартире обычного семейного тепла и из домашних обитателей со мной жили только кот Федор и йорка Ляля, которые меня ждали и были рады моему появлению на пороге оглушающе тихой квартиры. Друзей уже почти не осталось, да и родственников тоже. Одни ушли уже в иной мир, другие разошлись со временем по своим детям, внукам, мужьям, третьи уже редко появлялись даже на улице, страдая своими старческими болячками и нежеланием общений вообще. Так что, как писала я в своем небольшом стихотворном опусе:

- «Всё Уже круг моих друзей,

Всё Уже, Уже, Уже, Уже…

И холод бьет из всех щелей,

И стУже, стУже, стУже, стУже…»

И это уже становилось моей настоящей действительностью, чего я так боялась, понимая, что за этим мне светит только одиночество и компания моих старых домашних животных, у которых короток жизненный цикл, несмотря ни на что. Понимая это умом, все же на сердце каждый раз откладывалось сожаление об их уходе. А уж после мне предстоит «полный абзац», как говорят мои молодые коллеги.

Собрав последнюю волю в кулак, я заменила ручку и сосредоточила внимание на тему проверки очередного сочинения моего ученика. Мне это удалось и я несколько отвлеклась от своих тягостных дум. Поставив «хорошо», закрыла листок и посмотрела на автора. Им был мой любимый ученик Кирюша Лавров, мальчик с большими очками и внимательным взглядом. Его математические способности удачно совмещались с гуманитарными, и он не раз меня баловал своими мыслями, соединенными с отличной грамматикой. Передумав, я вновь открыла текст и, зачеркнув предыдущую отметку, написала «отлично» и поставила восклицательный знак. Улыбнувшись, представила его довольную мордаху и вздохнула:

- Как мне будет вас не хватать!

Вечером после захода в ближний супермаркет, я накормила своих домашних питомцев и, надев поводок на Лялю, вышла из подъезда. Как обычно в это время уже мало было сидящих по скамейкам у подъездов «старушек-веселушек», как я их называла, и прямиком направилась в сквер, где гуляли с собаками все, кто жил рядом. Поздоровавшись с одним из постоянных знакомых по выгулу своего домашнего питомца в виде большого немецкого пса такого же старого, как и его хозяин, я потянула свою оживившуюся йорку дальше, пока она не начала «приветствовать» лаем своего коллегу. Пропустив этот нужный для нее момент встречи, Ляля дернулась, решив вернуться и встретиться с добродушным соседом. Я не успела удержать её, так как не ожидала такой ретивости, и выпустила поводок из рук. Почувствовать свободу, йорка резво побежала назад и потом юркнула под скамью. Я за ней. Однако наши и весовые и физические категории были несовместимы. Она быстро вынырнув из под скамьи, бросилась в сторону и тут же выскочила на проезжую часть. И хотя на узкой дороге одностороннего движения не было машин, я все же испугалась, что она попадет под колеса и ринулась за ней со всей своей восемьдесяткилограммовой прытью. Мой порыв был внезапным даже для меня, и поэтому я сразу и не заметила проезжающую машину, которая задела меня бампером и я, скатившись по её краю, вскоре оказалась на обочине, лежа в луже крови. Последнее, что я помню – это дикий скрежет шин и визг тормозом.