Жажда

Глава 13.1. Гостиница

Глава 13.1. Гостиница

Петляя по узким улицам, они подошли к неприметному трехэтажному зданию. Над дубовыми, окованными полосами железа дверями покачивалась вывеска, больше напоминавшая старую разделочную доску. Размытая дождями и иссушенная ветрами, она гласила: “Постоялый двор Шульца”. Этот самый двор у заезжего дома был маленький, но относительно чистый, с плотно подогнанным дощатым настилом, ведущем напрямки к входным дверям. На звон дверного колокольчика вышел совершенно седой и с залысинами пожилой мужчина, приземистый и квадратный, будто крепко сбитый комод. На его изрезанном морщинами лице не было дежурной улыбки хозяина, зато почему-то сразу явственно читалось – вот он, этот самый Шульц, собственной персоной.

– Ужин? Или еще что? – не утруждаясь любезностью, поинтересовался старик, глядя только на Фрая. Легкий иноземный акцент проступал в виде некоторой гнусавости.

– Ужин, ночлег... И кувшин технической Воды умыться, если есть, – быстро проговорил Руд, стремясь свести время общения к минимуму, – разместимся?

– Отчего ж нет, разместим. Только как вас селить? – задумчиво уточнил хозяин, вскользь резанув Сирин взглядом.

– Нам с братом одну комнату на двоих, ужин подать как можно скорее, – невозмутимо проговорил Фрай, а Сирин в этот момент смачно харкнула на землю и утерла рот рукавом. Харчок получился знатный, и подозрительное выражение ушло из взгляда трактирщика.

– Три гидрона и сорок одна гутта. Деньги вперед, – скороговоркой отчеканил старик, неприятно грассируя звук “р”.

Руд картинно сморщился, чуть слышно сокрушаясь, что в этот раз постой обходится вдвое дороже, чем раньше, вытащил из кармана оставшуюся наличность и дотошно отсчитал сбережения.

Постояльцев провели в небольшую, относительно чистую едальню с узкими окошками под самым потолком и отгороженную от задымленной кухни дощатым простенком. Фрай проследовал в самый темный угол, жестом указывая Сирин на стул, стоявший ко всем спиной, а сам разместился лицом ко входу. Осторожность никогда не бывает излишней. Но в их случае бдительность была жизненно важна, особенно учитывая необычайную проницательность хозяина постоялого двора. Руд не поставил бы и ломаной гутты на то, что Щульц совсем выбросил из головы свои подозрения. Наверняка за много лет содержания гостиницы он научился видеть людей насквозь и привык доверять своему первому впечатлению. Что было весьма некстати. Утешало одно – каких только постояльцев не повидал хозяин на своем веку, так что вряд ли ему было дело до очередной странноватой парочки. Монеты пересчитал, по рукам хлопнул – и забыл.

Спустя пару минут молчаливого ожидания им принесли две внушительные плошки с мясной похлебкой. Цвет у баланды был неопределенный, уходящий в буровато-серый, но она аппетитно дымилась, а горячее, как известно, сырым не бывает. Сомнительные вкусовые качества питательной жижи компенсировались ломтями свежевыпеченного ячменного хлеба, который вымотанные путники с удовольствием ели вприкуску.

Не сговариваясь, оба стремились поскорее насытиться и скрыться в предоставленной им комнате. Когда они поднялись на третий, мансардный этаж, то обнаружили, что их прибежище располагается в самом конце коридора, у торцевой стены здания. Фрая это обрадовало, так как означало, что хотя бы с одной стороны соседей не будет – а он неплохо представлял обитающую в подобных местах публику.

Руд вообще не терпел постоялые дворы. Не за тесноту и казенщину, а за невозможность контролировать прочих постояльцев. Людям свойственно чрезмерное любопытство ко всему, что их не касается. И неуемное желание соседей совать нос в чужие дела могло бы нанести им больший ущерб, чем открытое преследование. Этого не предугадаешь, не учтешь в расчетах. Ну да что поделать, ему не впервой действовать в условиях постоянно меняющихся обстоятельств и принимать решения на лету...

Тщательно проверив дверь и качество замка, на который она запиралась, Руд вошел в комнатушку первым. Быстро огляделся, ощупывая взглядом все нехитрые детали обстановки, и только после этого впустил девушку.

В маленькой, тесной каморке друг напротив друга стояли две металлические койки, покрытые серыми шерстяными одеялами армейского образца. Над одной из кроватей чернело небольшое одностворчатое окошко без шторок, выходившее на глухую кирпичную стену соседнего здания и небольшой проулок. Освещалась комната по старинке – газовыми светильниками, а не более экономичными, но еще не получившими широкого распространения в провинции электролампами. Оно и понятно, динамо-машины, вырабатывающие постоянный ток, сами по себе были недешевы.

У стены между кроватями располагался невысокий комод, на котором уже стояла широкая латунная лохань и пузатый кувшин с клубящимся над ним паром. На поверхности мутноватой, с ржавым оттенком Воды дрожала радужная маслянистая пленка. Сирин даже губу закусила от предвкушения долгожданного омовения.

Места, чтобы разойтись, было откровенно немного. Руд сделал пару коротких шагов вперед, сбросил заплечный мешок на одну из коек, за мешком полетела его куртка, а следом и рубаха. Столь крутого поворота событий Сирин, мягко говоря, не ожидала. Она потрясенно отступила назад, прислоняясь спиной к двери и чувствуя слабость в коленках, и зачарованно следила, как Руд развернулся к комоду, аккуратно плеснул на ладонь Водой из кувшина и ополоснул лицо, смывая дорожную пыль и копоть. Повторив процедуру, он опрокинул пригоршни Воды на шею, плечи и грудь. Потом взял кусочек лежащего на столешнице серого мыла и сосредоточенно приступил к намыливанию рук. С трудом сглатывая слюну, Сирин прижала руку к груди. Движение было неосознанным и чисто рефлекторным. Казалось, если она этого не сделает, то сердце просто выскочит наружу, заходясь от эмоций, охвативших при созерцании этой сцены. Крупные капли сверкали на смуглой, атласной коже его спины, тугие мышцы волнами перекатывались под ее упругой гладью. Вздувались буграми на натренированных, мощных плечах и лопатках. Взгляд девушки опустился ниже, проследив за сбегавшими струйками Воды. Искусственный голубоватый свет делал их похожими на ртуть, придавая влажным дорожкам металлический отблеск. Широкие, рельефные бока трапецией сходились к узкой талии, а вдоль позвоночника тянулись два выпуклых тяжа и исчезали под поясом брюк. Общее впечатление не портили даже припухшие царапины со следами запекшейся крови и уродливый порез под ребрами с внушительным кровоподтеком вокруг.