Железный цветок.

Железный цветок.

Осада длилась уже третью неделю. Целых три недели массивные и несокрушимые стены города подвергались массированным залпам и постоянным штурмам. Их испещрили трещины и вмятины, но защитники города и не думали сдаваться. Безумные фанатики и колдуны, они были уверены, что их проклятое искусство спасёт их. Каждую ночь на лагерь опускался жёлтый туман, каждое утро находили тела космодесантников, умерших от колдовского яда. Плоть буквально разлагалась до состояния слизи. Никакая защита не срабатывала, воины отдыхали в полностью загерметизированных доспехах. Никакие фильтры и системы очистки не могли остановить яд. В первую ночь лагерь заполнили крики невыносимой муки. Это разозлило Мастера Осады, и он покарал выживших за слабость. С тех пор они умирали молча. Правда же была в том, что Пертурабо был зол на собственную неспособность преодолеть колдовство. Оно не поддавалось вычислению и анализу. Оно противоречило законам природы и физики. Сама суть примарха отвергала колдовство в любом его проявлении. Но туман опускался каждую ночь.
Вчера утром Пертурабо закончил модификацию осадных орудий. Теперь их голос звучал ниже и чаще, выбоины и трещины на стенах становились всё заметнее. Никакое колдовство не могло укреплять и защищать их вечно. От канонады дрожала земля, воздух кипел от жара и пах пеплом и прометием, перегретым металлом и колдовством. Проклятым колдовством, которое примарх так ненавидел.
– Мой повелитель, – перед Пертурабо склонился один из его сыновей. Он протянул своему генетическому отцу планшет с докладом и удалился. Примарх предпочитал получать всю информацию именно так – чётко, коротко и в письменной форме. Никакой лишней болтовни. Даже тактические совещания были неприятной необходимостью, и он старался закончить их как можно быстрее, отдавая заранее подготовленные, просчитанные и продуманные приказы.
Пертурабо вытянул из ложа в доспехе тонкий провод со штекером на конце и подключил его к планшету. Вся информация копировалась во встроенное хранилище для последующего анализа. Так проще было распределять время и ресурсы. Сейчас Пертурабо не хотел заниматься разбором текущей информации, ничего срочного и нового в ней не было. Ему нужно было время, чтобы подумать, найти способ закончить и без того затянувшуюся осаду. Сроки вышли, если он не справится в ближайшую неделю, Отец будет им недоволен. Пертурабо закрыл за собой дверь своей комнаты в штабном бункере. Сюда никто не имел права заходить под страхом смерти. Здесь примарх думал. Отец… его приказы непреложны, его воля – закон, его война – сложная и многофакторная задача, которую необходимо было решить наиболее эффективным способом. Всё это Пертурабо понимал и принимал. Так было всегда. Даммекос, его приёмный отец, тоже отдавал ему приказы и ставил задачи. И Пертурабо всегда их выполнял, ведь наказание за ошибку или слабость было только одно – смерть. И потому он не спорил и не оспаривал, не задерживался и не проигрывал. Так было всегда. Именно поэтому Пертурабо был так зол сейчас. То, что не должно было существовать в этой Галактике, не вписывалось в его чёткий план и ставило под вопрос его своевременное выполнение, нарушало все расчёты.
Пертурабо окинул взглядом комнату, ища ответы в окружающей обстановке. Стол с разложенными чертежами, инструментами и запчастями, ящики с деталями, большая бутыль смазочного масла и когитатор, два автоматона по углам. Мысли примарха невольно вернулись к Отцу и его работе. Приказы с Терры приходили часто, он едва успевал пополнить запасы и дать войскам минимальный отдых. Вот и сейчас флот снабжения беспричинно опаздывал, а Легиону не хватало прометия и металла. Кузни на кораблях работали без остановки, спуская на поверхность снаряды и болты, запасные дула и изготовленные по чертежам самого Пертурабо новые машины войны. Но ресурсов не хватало. После прошлой изнуряющей кампании они так и не получили запрошенного снабжения. Но приказ о приведении этой проклятой планеты к согласию был отдан, и Пертурабо не мог ослушаться. Ведь наказание за слабость – смерть.
Пертурабо подошёл к столу, взял в руки чертежи. Во дворце Лохоса он появлялся редко, всё время был в разъездах. Но, когда ему доводилось бывать там, проводил большую часть времени в библиотеке или с инженерами. Там ему было спокойно, там было меньше шансов, что его опять попытаются убить. Видя расположение Даммекоса и успехи самого Пертурабо, его сводные братья всеми силами старались от него избавиться. Они опасались за свои жизни и положение. Быстро сообразив, что яды на неугодного приёмыша не действуют, а подосланные убийцы быстро умирают, члены правящей семьи начали изощряться в попытках оборвать жизнь Пертурабо с неослабевающей фантазией. Даммекос закрывал на это глаза, явно считая покушения ещё одним испытанием верности. Братья… Пертурабо отложил чертежи и провёл рукой в доспешной перчатке по инструментам. Его новые генетические братья. Он не понимал их. Они были такими разными, непрогнозируемыми, нелогичными. И они нарушали приказы Отца. Они открыто шли против него, они сами выбирали себе цели, они перечили. И Отец их не карал за это. Никого. Пертурабо не понимал этого. Все почести и награды, которые получали остальные примархи, казались насмешкой над его методичной и исполнительной преданностью. Пертурабо не понимал, а он не любил что-то не понимать.
Он зарылся пальцами в коробку с запчастями, выбрал несколько и начал конструировать, не задумываясь над тем, что делает. Позволил себе просто создавать. Два автоматона-телохранителя, бездвижно стоявшие в углах комнаты, издали короткие импульсы машинного кода, подтверждая активность и готовность. Ими они обменивались каждый час. Пертурабо подошёл к большому ящику и взял горсть тонких коротких проводков. На Олимпии был один человек, которые ни разу не попытался его убить, даже не грозил смертью в случае ошибки. Один единственный, готовый выслушивать не только отчёты о победах. Каллифона, его сводная сестра. Пертурабо редко разговаривал с ней и теперь иногда… нет, не сожалел, просто думал, что стоило беседовать чаще.
Пертурабо писал ей письма – длинные, тяжеловесные и до ужаса формальные, но других он писать не умел. Каллифона всегда смеялась над его письмами, говоря, что они представляют собой настоящих эпистолярных монстров. Он писал ей с каждой новой планеты, но она никогда не отвечала. Пертурабо не хотел думать о том, что письма просто не доходят или что она может быть уже мертва. За бесконечной чередой осад и военных кампаний он совсем сбился со счёта лет.
Каллифона не отвечала на письма, не писала сама, хотя раньше всегда посылала ему на поле боя весточки из дома, чаще всего с бессмысленными подробностями приёмов и светских сплетен, ласково называла его «Бо». А теперь вместо этого – глухая тишина и грохот залпового огня, от которого трясётся земля. Пертурабо затянул последний шарнир и раскрыл ладони. На них лежал собранный из металла и проводов цветок, его послание сестре без слов. Примарх вздохнул. Это послание тоже не дойдёт, тоже останется без ответа. Как и все прошлые. Он сжал ладонь, с хрустом ломая своё творение. Пора было начинать очередной штурм. Осада была ещё не окончена. Война не кончалась никогда.