Жемчужное ожерелье

Жемчужное ожерелье

Маряйка – забавная старушка в широком сером платье, тонкой кофточке, белых панталончиках и синих кломпах – жила за углом.
Маряйка – хмурая, неулыбчивая хозяйка овощного магазина – в доме напротив.
Маряйка – крошечная фея, способная превратить слезы в драгоценные жемчужины, – порхала в бабушкиных сказках.
А любопытной, непоседливой Маряйкой, которая любила их слушать, была я.

Три Маряйки лучились весельем.
Одна – сердитая и хмурая – носила в себе грозовую тучу и хранила в глубине глаз молнии. Того и гляди – ударит.
Все четверо жили в небольшом сонном городке.
Время в нем задержалось, присев на одну из выставленных перед домами скамеечек, и не спешило в век высоких технологий и скоростей. В нашем городке оно отдыхало, подчиняясь чинному распорядку, а если передвигалось, то не проворней медленно шелестящих по дороге машин или велосипедов.
Вот велосипедов по нашим улицам ездило множество – они были у каждого жителя, едва ли не с рождения и до глубокой старости, меняясь в соответствии с возрастом и запросами хозяина.
Вечерами соседи спорили о рассыпчатости разных сортов картошки и жаловались на высокую цену ячменной водки в городском баре, пока их жены обсуждали новые шляпки королевы.
В выходные дни не работал ни один магазин. В воскресенье закрывались даже бар и кинотеатр. Во многих домах телевизор оставался не включенным, и хозяева обязательно посещали службу в церкви. Воскресенье было временем для Бога.
Приверженцы других традиций посвящали этот день себе или семье.

Маряйка – бойкая девчонка, то есть я, – осваивала азы начальной школы, успела сменить третий велосипед и считала, что жизнь похожа на колесо, потому что катится легко и ровно, избегая рытвин и камней и подпрыгивая на мелких кочках, чтобы не стало скучно.

Маряйка за углом, была сделана из металла и выкрашена краской, полинявшей от времени и непогоды. Никто не помнил, откуда она взялась и почему - больше похожая на английские флюгеры, чем на вывеску давно закрывшегося магазина. Совсем другая, чем именные глиняные таблички, сохранившиеся на фасадах старых домов из тех времен, когда улицы не имели названий, и таблички использовались вместо адресов.
В нашем маленьком городке они были про животных: «Старая овца», «Молодой ягненок», «Черный бык». «Голуби в широкой кроне дерева» и «Крылатый конь».
Другие изображали профессии прошлых владельцев домов – «Носильщик зерна», «Старьевщики», «Мельник». «Связка ключей» – на доме жестянщика.
Самой необычной считалась табличка, на которой вытягивал хобот белый слон.
Самой красивой – «В ковчеге», что висела на стене дома одного из моих школьных друзей. На ней празднично одетые дамы и мужчина направлялись к пузатому кораблю, куда уже поднимались разные звери.
Флюгеров в нашем городе не было. Поэтому такой особенной и выглядела Маряйка.
Веселая старушка висела на железной палке, будто собралась подтянуться на турнике. Вздувался колоколом подол ее платья, торчали из-под него белые кружевные панталоны. Поскрипывали на ветру заржавевшие крепления.
Мы, дети с близлежащих улиц, заключали пари перед каждым штормовым прогнозом, получится ли у Маряйки сделать сальто?
Старушка в кломпах вдохновляла нас на спортивные подвиги, и турники на детских площадках редко пустовали.
Я часто сравнивала ее со своей бабушкой, вечно хлопотавшей по хозяйству и успевавшей везде и во всем, словно ее переносил по дому только ей подвластный ветер. И находила сходства – в жизнерадостной бабушкиной улыбке горел такой же заряд оптимизма, как в упрямой настойчивости железной старушки.

Маряйка-фея была очень красивой. Ведь я сама могла придумывать ее внешность и меняла цвет глаз и волос под впечатлением от героинь недавно просмотренных диснеевских мультфильмов. Фея прилетала, когда я плакала, и собирала упавшие слезинки.
– Чтобы превратить в жемчужины! – повторяла бабушка. – Из них получится красивое ожерелье тебе на свадьбу.
Я тут же забывала, по какому поводу расстраивалась и начинала искать крошечную Маряйку, замечая рядом с собой яркие блики. Конечно же, это было из-за слез, но в те годы я верила в фею и не сомневалась в сиянии ее крошечных крыльев.

Сердитую Маряйку я побаивалась и не любила. Мне слишком часто приходилось с ней встречаться. Чаще, чем с Маряйкой за углом – не всякий раз получалось, направляясь по разным делам, выбрать дорогу, откуда ее видно. И гораздо чаще, чем Маряйку-фею, ведь я не относилась к плаксам.
Овощной магазин Грозовой Тучи располагался на рыночной площади. Как раз напротив супермаркета и по соседству с канцелярским ларьком, с хозяином которого Маряйка вечно спорила за место перед витринами. Даже в серые дни она выставляла продукты на улице: в плетеных корзинах темнели картошка и стручковая фасоль, головки репчатого и красного лука, клубни кольраба и топинамбура. В низких ящиках вытягивались в ряд лук-порей и корневища козлобородника. Толкались шары белокочанной, цветной и савойской капусты. Напоминали погремушки усеянные мелкими кочанчиками стебли брюссельской. Пышными зелеными пионами распускалась капуста португальская – любимая бабушкина. Фрукты прятались внутри магазина.
Меня отправляли в овощную лавку два, а то и три раза в неделю. Бабушка настаивала, что продукты там свежей и лучше, чем в супермаркете, и наверняка была права. Но вечно недовольный вид хозяйки пугал меня и портил настроение, хорошо, что не аппетит.
Это бы еще ничего. Но мне приходилось видеть Маряйку почти каждый выходной.
Ее дом стоял напротив нашего. Вдоль фасада тянулся узкий палисадник, позади располагался просторный сад. И вместо того, чтобы посвятить свободное время разведению цветов, как соседка слева, или цыплят, как сосед справа, выходные дни Грозовая Маряйка проводила на лавочке у крыльца, придирчиво разглядывая прохожих сквозь линзы своего плохого настроения. По поводу и без она делала нелестные замечания, останавливала людей короткими окриками и отпугивала недовольным ворчанием.
В воскресенье Туча облачалась в черное платье и покрывала голову белоснежным кружевным чепцом, закрепив его у лба золотыми спиральками с подвесками в виде листочков, которые позвякивали, когда она вертела головой.
Как многие из соседей, Маряйка не включала в этот день телевизор. Но и не шла в церковь. Воскресенье Грозовая Маряйка проводила на лавочке, осматривая улицу.