Жертвы высокой кухни

Жертвы высокой кухни

На сороковой день научного эксперимента я взял в библиотеке второй том Пруста.

У меня был выбор: прочесть книгу в саду, около фонтана, в тишине своей комнаты или же в уютном читальном зале. Я выбрал зал, и оказался не одинок. Кто-то из коллег просматривал последний выпуск «Гуманитарных исследований», делая пометки в блокноте. Кто-то наслаждался томиком Достоевского. Я тоже достал листы с заметками и устроился около окна.

Конечно, они не были моими коллегами на самом деле. Но мы участвовали в одном эксперименте по изучению работы мозга. Десять человек, сто дней за городом без интернета, телефонов и любых социальных связей. Звучит, возможно, жутко.

На самом деле я считал, что вытянул счастливый билет.

Самый счастливый билет на свете.

Прозвенел гонг – сигнал к ужину. Я закрыл книгу. В голове всё ещё роились блестящие образы, но они исчезли, как только я вспомнил, что сегодня пятница.

День шахмат!

Герман ждал меня в своём кабинете: просторной комнате с массивной, дубовой мебелью. На стенах висели несколько чудных натюрмортов, в углу стоял старинный глобус. Но больше всего меня привлекала громада письменного стола.

Как бы я хотел получить такой. Не ютиться на тесной кафедре, а сидеть за большим столом, работать над собственной книгой…

— Александр?

— Простите, замечтался.

Герман встал, чтобы пожать мне руку. На нём был строгий костюм, галстук в красно-белую полоску и кожаные перчатки, которые он никогда не снимал. «Хроническое заболевание кожи», — объяснил Герман на нашей первой встрече. А потом показал мне на небольшую шахматную доску: «Вы играете?»

В тот же день я узнал, что попал в программу.

Это было непросто: тест на IQ, эссе на 5000 слов и собеседование. Я до последнего не верил, что получится. Но получилось! Сто дней в санатории за городом, роскошная библиотека, сад, своя комната с удобным столом — все условия для спокойной работы над диссертацией. Временами я, конечно, скучал по городу: шуму машин, множеству людей на улицах и веселому гулу университета. Но никогда — по бешеному ритму жизни.

Не по тому, как я полгода пытался найти подработку, которую можно будет совмещать с научной работой и преподаванием.

Не по тесной комнате, арендная плата за которую точно не соответствовала её истинной ценности.

Я не скучал по вечной гонке за успехом, деньгами и снова успехом. Я ведь никогда не просил огромных сумм или славы. Мне хотелось спокойно вести пары у студентов, по выходным читать интересные книги и размеренно работать над диссертацией.

Совсем как здесь.

— Как у вас дела, Александр? Как французская литература? – голос Германа вернул меня в реальность. До этого я переставлял фигуры на доске автоматически, но, кажется, пока не загнал себя в угол.

— Отлично. Сегодня делал некоторые выписки из Пруста. А как движутся ваши исследования мозга?

— Простите, простите! — он вскинул руки. – Вы же знаете, у меня принцип, никакого обсуждения работы с пациентами.

— Может, мы поговорим об этом, когда программа закончится?

— Конечно! Однако, боюсь, — он опустил взгляд на доску. — Вам мат.

Что ж, это было ожидаемо.

Я ещё ни разу у него не выигрывал.

На ужине Агнесса, художница-импрессионистка и моя местная подруга, долго морщила нос, а потом заявила:

— Ты был у Германа, так? От тебя несёт его кабинетом.

— Может всё же, «пахнет»?

Она передёрнула плечами.

— Не знаю. Не люблю я его.

— А я даже жалею, что мы видимся всего пару раз в неделю. Но я понимаю, что он занятой человек, и…

— Я тебя не слу-ушаю, — пропела Агнесса, глядя куда-то в сторону. И, поправив испачканную красками рубашку, удалилась.

Творческая личность, что ещё можно сказать?

Можно было подумать, что за сто дней мне станет скучно. Ведь это больше трёх месяцев за городом, без новостей и социальных сетей. Без экстренных задач, стресса и бесконечных проблем, которые нужно решить ещё вчера.

Вчитайтесь в предыдущую фразу и ответьте, было ли мне скучно?

Ни единой секунды.

Я общался с приятными людьми, которые тоже участвовали в тестировании. Смотрел как Агнесса пишет картины, когда она была в настроении и разрешала мне. И, конечно, каждые несколько дней проходил энцефалограмму.

То есть запись мозговых волн. Она требовалась для исследований.

Нашу медсестру звали Елена: имя вышито на белоснежном халате, на лице всегда маска, руки закрыты медицинскими перчатками. Немного странно было болтать с человеком и видеть только половину его лица, но я привык.

— Сегодня вечером внизу планируется приём. Банкетный зал уже забронирован, — рассказывала она, прикрепляя холодные электроды к моим вискам.

— Даже жалко, что нам туда нельзя.

— Ничего, вы обязательно повеселитесь, когда проект закончится, — наверное, под маской она улыбалась.

Мы, десять пациентов заняли второй этаж небольшого загородного санатория. На первом расположился банкетный зал, который регулярно принимал гостей. Однако нам не разрешали туда спускаться. Контакты с другими людьми могли испортить результаты эксперимента.  

Но никто и не стремился. В конце концов, мы же хотели помочь коллегам-учёным. Хотя, иногда снизу доносилась весёлая музыка, а свет в окнах горел всю ночь…

— Готово! Вы знаете, что делать!

Елена вышла, выключив свет в комнате. Я расслабился на кресле и позволил мыслям спокойно улететь.

Работа. Диссертация. Шахматные ходы. Красный свет вспыхивал за закрытыми веками, а я прокручивал в голове следующую партию. Что если пожертвовать ладьёй, а после подобраться к…