Волны ненависти
Жетэль всю трясло от напряжения. Это совсем не было привычной прогулкой по родным болотам. Она пришла в городок эльфов; туда, где таких, как она, полукровок, люто ненавидят. Если её маскировку раскроют — последует жестокая расправа.
Идти же было просто больше некуда; её мать Лиара, чистокровная эльфийка, тяжело заболела. Она осталась в хижине на болотах, пылая от жара и впадая в беспамятство. Если не раздобыть целебное зелье от болотной лихорадки, то единственный родной человек не сегодня завтра умрёт. Поэтому Жетэль собрала в памяти все истории матери о манерах и правилах цивилизованных эльфов и решила нарядиться одним из них.
Орочья половина существа Жетэли придавала её коже зеленоватый оттенок. Пришлось намазаться смесью белой глины и перепелиного жира. Чуть более коренастая, чем средний эльфиец, Жетэль могла сойти за воина-мужчину. Здесь был к месту и глубокий тембр её голоса. Вот только была проблема с одеждой; на болотах не разжиться ни платьем горожанина, ни воинским облачением. Пошла в чём была — в штопанных-перештопанных бедняцких штанах, рубахе и самодельных сандалиях. Хоть для какого-то сходства с приличными эльфами она обвязала голову зелёной лентой: «Прости, мама, что порезала твоё старое платье на лоскуты». Собрала волосы в хвост, обнажив остроконечные уши. На шею повесила самое дорогое — родовой кулон Лиары — сверкающий рубин, вплетённый в серебряную вязь. На плечо повесила суму со шкурками зайцев на обмен и небольшим запасом съестного. На другое плечо водрузила колчан и лук.
В таком виде она двигалась через многолюдную рыночную площадь. Ей казалось, что эльфы посматривают на неё с особой пристальностью, видят её насквозь. От волнения стучало в ушах. Жетэль, чтобы хоть как-то успокоиться, стала считать горожан в одежде одного цвета. Это было довольно просто; хоть площадь и кишела торговцами и покупателями, оттенков одежды было много разных — красных нарядов насчитала только пять. Минуты пролетели, и она оказалась возле лавки лекаря. Вывеска, по крайней мере, совпадала с той, что когда-то упоминала мать; паук с крестом на брюшке, нависал над чашей. Жетэль сделала полный вдох, толкнула створки дверей и шагнула внутрь.
Колокольчик на входе звонко огласил о новом покупателе. Откуда-то из-под прилавка поднялась заспанная молоденькая эльфийка, даже подросток:
— Доброго времени, сударь!
— И тебе доброго времени, сударыня, — ответила Жетэль, немного радуясь в душе, что маскировка работает.
— Чего изволите? Мази для натруженных рук? Элексиры от порезов и синяков? Снадобья от сонливости, для крепкого сна?
Пока Жетэль собиралась с мыслями, девушка поднесла ей чашу воды; хоть и молодая, но уже по виду избитых сандалий догадалась, что путник прошёл немало и наверняка испытывает жажду.
Со второго этажа громко спустился грузный эльф-брюнет. Оказывается, и такие бывают. Он приказал девушке:
— Альта, расставь-ка товар на складе, а я займусь покупателем.
Эльф просверлил своим брезгливым взглядом Жетэль с головы до пят; явно оценивал, сколько с такого бродяги можно стрясти. Взор лавочника уже было начал погружаться в глубокую тоску, как тут он заметил кулон на шее гостя, оживился:
— Так-так, вы уже что-то присмотрели? Вот из нового: есть мазь для меткости и порошок для весёлости.
— Мне нужно зелье для исцеления от болотной лихорадки.
— Хм. Давненько такого не спрашивали. Говорящее само за себя, название лихорадки. Её нигде больше и не подцепить, кроме как на Гнилых Болотах. Чего вы там шатаетесь? Случаем, не от военной повинности уклоняетесь? — торговец испытующе уставился на Жетэль.
— Охотники мы. Вот и оплата будет шкурками, — Жетэль положила заячий мех на прилавок.
— Тю. Принимаем только королевские монеты. К тому же этих шкурок не хватит за весь бутылёк.
— Можно тогда половину? Или полный в долг, а я потом принесу меха за остаток цены?
Эльф расхохотался и перешёл на «ты»:
— Деревенщина, это тебе не рыбой торговать у дороги. У нас серьёзная лавка для достойных горожан.
Вдруг двери отворились и в лекарскую вошли два солдата судя по облачению — кавалеристы. Они учтиво стали ожидать своей очереди.
— Я могу пойти тебе навстречу и в виде исключения взять в оплату твой кулон, если он, конечно — не ворованный, — лавочник явно обнаглел в присутствии служак.
— Это очень дорогая вещь! — Жетэль инстинктивно приложила руку к груди и сжала кулон в кулаке. — В твоей лавке ничего такого нет, что стоило хотя бы половину кулона, — отчаянно добавила она.
— Фи, на вид не больше 40 серебряных, — лавочник обернулся к полкам и стал, не глядя, ставить на прилавок товары. — Вот «Корень мужской силы» — ровно один кулон, «Голова Гидры в рассоле» — полтора кулона, «Эликсир временной мудрости» — три кулона. У нас самые честные цены! Вот, кстати, в набор к болотному зелью, хороший товар на полкулона — «Ведро устриц неуязвимости», — он жахнул ведром о прилавок так, что вода плеснула прямо на Жетэль.
Вода обнажила зеленоватую ладонь, державшую кулон.
— А-а-а! — заорал лавочник. — Зелёная кожа! Это орочье отродье! Тварь! Тварь! Тварь! — лицо торговца задёргалось от одновременного приступа ярости, отвращения и радости. Оказался таким проницательным, обнаружил преступника; не иначе теперь представят к ордену.
Жетэль рванулась на выход, но два кавалериста преградили путь. Один пнул её в живот, другой саданул кулаком по лицу. Она ответно ударила в челюсть; раздался хруст; выбила себе костяшку. Сзади подскочил лавочник и обрушил на голову дубовый табурет. Сознание помутилось.
***
Жетэль стала приходить в себя от боли в руках и коленях. Её привязали за локти к лошадям, лицом вниз, и тащили по земле. Ноги скреблись по мостовой. Она встала, чтобы идти самой. Боль в содранных коленях вырвала из груди крик.
— О, тварь очнулась, — пробурчал один всадник.