Жил-был Ван Ваныч, гротескный роман

МОСКВА БРОДИЛЬНАЯ

«Здравствуй, Ван Ваныч, дорогой! 

Сразу же отвечаю на два твоих письма, составившие с предыдущими письмами-афоризмами (по сути литературными открытками) непривычно объёмный роман, который я так сходу даже и не смог одолеть.

От души прими мои поздравление лично тебе, если, конечно, ориянские хлопцы со своими нептуновскими трезубцами не придут в бешенство от российской символики и не арестуют тебя за измену ориянским национальным интересам (кстати, некто Сережа Рудой рассказывал, что постоянно носит с собой паспорт, а то его часто задерживают за “неориянскую внешность”.

В последний раз он был с одной японкой, с которой я его познакомил, их тормознули обоих, как лиц подозрительной, явно “неориянской” национальности. Потом мент, увидев японский паспорт с символом восходящего солнца, долго рассыпался в извинениях — мол, он не знал, что у японок неориянская внешность. Но это так, к слову)».

— Кстати, к слову, математизация Глупости — сияющая вершина нашего Высшего Разума... — мудро изрёк бывалый Ван Ваныч, любуясь своей ярко интернациональной внешностью и вспомнил, что с ним и не такое случалось...

Однажды Ван Ваныч увидел в метро двух микроцефалов лет тридцати. Нет, скорее, даунов. Мужчину и женщину...

Стоят посреди вагона и лыбу давят. Лыбятся, значит. И то один, то другой (другая?) нежно и робко так прикасается к руке собрата (брата? сестры?) по несчастью биологическому и улыбается доверчиво. А на окружающих — ноль на массу.

Враги не враги — так, фон, пейзаж самодвижущийся. Стоят в коконе жёлтого света, оплывшие как свечи. Бионормальным гражданам едва-едва по грудь. Стоят себе и чирикают тихо что-то нечленораздельное, им лишь понятное. А остальные пассажиры глянут на них разок и глаза отводят: стыдно всем за свою выпирающую половозрелую божественную нормальность...

А Ван Ваныч уставился — и глаз оторвать не может: полулюди? полузвери? полуземляне?.. — но когтями не рвут друг друга, не стонут страстно, не клянутся в вечной любви, но явно что-то знают запредельно-животное и отнюдь не платоническое. Вросли в пол-вагона, как замшелые скифские бабы, но без признаков бабьего пола, как, впрочем, и мужского...

Застыли в коконе внутреннего света, как мухи в янтаре. Держат друг друга за руки и бурчат себе под нос что-то трансцендентальное.

— Боги полуживотных — не наши боги, им нет нужды распинаться перед нами, — печально подумал Ван Ваныч, глядя на абсолютное тождество слившейся оранжевой ауры пасынков божьих.

Переступил Ван Ваныч с ноги на ногу, как застоявшийся конь, вспомнил внезапно, что надо-таки дышать, вдохнул полной грудью спёртый кем-то вагонный воздух и твёрдо решил перестать сеять разумное, доброе, вечное.., а просто взять да полюбить парочку-другую сидящих рядом юных созданий с круглыми, как райские яблоки коленями, персями, ягодицами и всем прочим. Но не тут-то было...

Поезд остановился и все вышли. А Ван Ваныч остался. И в кромешной тьме поехал в депо. В тупик...Дочитывать письмо от Вить Витича:

«Кроме всего прочего, как сказали по нашему ТВ, в Чечню прибыла новая партия ориянских националистов, чтобы, значит, помочь братьям-мусульманам в праведном деле уничтожения москалей. Вот и не знаю, что будет, когда приеду в Киев — арестуют ли меня, как “ворожнечого, поганого москаля”, или, если я сделаю этакое отрешенное лицо, сочтут за киевлянина.

Для меня же твоя открыточка — напоминание о тех нейтрально-советских временах, когда всех нас поздравляли с мужским днём и дарили подарки (не без задней мысли, чтобы и мы не позабыли о 8 марта).

С тем же, между прочим, поздравил и Бонифация, который что-то затосковал в своей Калифорнии: пишет, что плохо жить без, как это называется, сказок; мол, нужны ботинки, — прошёл два шага и купил, какие угодно.

Сетовал и на американо-калифорнийские литературные увлечения — все у них помешены на идее сделать “квик бакс” — быстрые деньги (а по-русски — “бешеные бабки”) на сценариях для Голи Вуда. Или состряпать бестселлер, но уж не тратить время на никому не нужные художества.

И ещё, как и в Орияне, напечататься за свой счёт — сколько угодно, а вот получить оплачиваемый заказ от издательства — шиш с маслом. Странно только, что это всё начало интересовать Бонифация. Дело тут не только в ностальгии, но и в том, что с возрастом культура и литература отчего-то становятся всё более необходимыми, хотя мы читаем всё меньше и меньше (мне так и вовсе не хватает времени на что-то постороннее, покупаю грудами хорошую фантастику только для моих девчонок)».

Ван Ваныч задумался и припомнил, как однажды рассказали ему друзья, как его вынесли... то ли из Спилки Письменников, то ли из Секретариата администрации Президента...

Но Ван Ваныч друзьям не поверил. Вернее, поверил, но лишь частично, так как никто, оказывается, не видел, как его туда вносили...

А своим бы ходом? туда? — ни за какие коврижки!..

Разве что на автопилоте...

Долго сомневался Ван Ваныч, но внезапно вспомнил, как явился на презентацию книги стихов двух! Татьян...

И попросил во дворе Банковской, 3, то ли у знакомого поэта, то ли у незна-комого охранника сначала ключ, а затем нож — и стал пить с ними прямо из горла портвейн белый, бегая каждые полчаса в Гастроном ВРУ...

За добавкой.

Презентация шла своим ходом, а Ван Ваныч — своим. Бегал, бегал — и добегался... Голова разбита... На ступенях Парадного Подъезда кровь... Очки опять вдребезги...

Зато глаза — целёхоньки! Хотя и не видят дальше двух метров. Но дальше и не надобно... Не видеть, не знать... Как и пресловутое “куи боно...”