Жила-была Джана...

Жила-была Джана...

   Екатерина Алексеевна Цибер

   ЖИЛА-БЫЛА ДЖАНА…

   *

   (мини-повесть)

   *

   В одной из самых тихих столиц мира, в городе славном Тбилиси жила-была девочка-курдянка Джана Тоян.

   Детство ее было самое что ни на есть обычное. С красным галстуком на шее – в открытую. С посещением таинственных пещер – втайне.

   В будние дни получала Джана тройки-четверки в самой обычной русскоязычной школе. По выходным любовалась, как отрубает отец голову петушку на алтаре в виде медного щита, с отчеканенным на нем солнцем.

   Джана с пеленок знала, что замуж ее отдадут за какого-нибудь богатого, но немолодого друга отца – благо, друзей было много. Но лет в пятнадцать эта перспектива – перспектива спокойного благополучного болота с отгулявшим до ее личного созревания мужем, и с выводком в пять-шесть детишек, – перестала привлекать Джану. Потому что девочка влюбилась – страстно, неистово! В собственного одноклассника. Тоже курда, но молодого и, ясно, безденежного, как и полагается пятнадцатилетке-молокососу.

   Гига прикидывался, что «не врубается в ситуацию». Или впрямь – не врубался? Джана делала ему, что называется, авансы: рискуя нажить тик, поочередно подмигивала болотно-желтыми глазами; неотвязно просила списать алгебру; дарила австрийские стерки против чернил; приглашала в кино…

   В кино Гига ходил, но целоваться не предлагал – вот досада!

   Как порядочная девочка из хорошей семьи, Джана вела себя сдержанно. Молчала и плакала в подушку.

   Сразу после школы Гигу женили – на вдовушке двадцати трех лет с частным двухэтажным домиком под Тбилиси. Вдовушка приходилась парню троюродной сестрой и знакомы они были с самого его рождения. (Некогда малютка Элэнэ помогала матери Гиги менять Гиге-сосунку пеленки.)

   Узнав о сыгранной свадьбе – как раз к концу чужого медового месяца, Джана попробовала отравиться. Ее мать всегда утверждала, что, если слопать заплесневевшую чурчхелу, – сдохнешь наверняка!

   Съев, не поморщившись, с десяток тухлых сосулек, выкинутых на помойку женой сапожника-соседа, Джана стала ждать смерти. Но вместо тетки с косой пришел понос и привел рвоту…

   Мать отпоила глупую дочку-обжору молоком и сырыми яйцами – благо, тогда не свирепствовал птичий грипп.

   Когда Джана пришла в себя, оказалось, что ее сватает лучший друг отца – Нодар. Сам по себе Нодар был неплох. Да и не стар еще – моложе папки на целых десять лет!.. Квартира двухкомнатная, морда красивая, кошелек всегда тугой…

   «Ну, и чего тебе еще?!» – гневно вопрошала мать.

   Но «еще» Джана хотела любви. Решив, что у образованной женщины шансов быть любимой больше, Джана поступила на филфак. (В другое место с ее тройками пробиться было невозможно.) В ТГУ, впервые в жизни читая стихи Пушкина, Джана прозрела – мужчины любят недоступных! О, открытие!..

   Кроме недоступности, требовалась пресловутая «изюминка». А где ее взять?..

   Не видя в себе особой загадочности, Джана стала искать хоть какой-нибудь талантик. И – нашла! Оказалось, что она прекрасно поет песни собственного сочинения.

   Папа тут же снабдил доченьку гитарой – и Джана стала организатором музкружка. Человек двадцать запевали друг друга до умопомрачения – но все двадцать человек были девками!..

   На улице же Первый Встречный почему-то не находился. Не везло. Ведь внешние данные – ноги от ушей, американская улыбка и длинные черные волосы, идеальные для рекламы шампуни или краски, – всё это у Джаны было!

   Как-то раз, возвращаясь после занятий домой, Джана встретила Гигу. Ухоженный, в галстучке! Да разве это он писал три года назад на школьной доске три буквы, царапая мел корявыми ногтями?!

   Внезапно Джана расплакалась. Гига удивился: «Что с тобой?!»

   «Я тебя так любила – а ты!..» – захлюпала носом студентка…

   У Гиги внезапно проснулась совесть – он моментально раскаялся! Мигом сознался, что «ничего не понимал» и… предложил стать его любовницей.

   Ошарашенная Джана пискнула: «Ой, что ты!..» – и галопом помчалась домой.

   Гига звонил ей месяца два – но, поняв, что «ничего не светит», успокоился.

   На четвертом курсе грянула беда – Джана влюбилась второй раз. Сильнее прежнего. Беда называлась Алеком. Беде было лет двадцать пять. Беда носила джинсики в обтяжку, одной рукой поднимала двадцатикилограммовую гирю и растила русые волосы до пояса.

   «И зачем тебе этот хлюст, дуреха?» – презрительно спросила Джану ее младшая сестра.

   Юная Хатуна только что вышла за Нодара – того самого, лучшего папиного друга, – и считала, что теперь стала умнее Джаны.

   «Много ты понимаешь!» – огрызнулась Джана.

   Алек умел вешать лапшу на уши соответственно длине его волос – до пояса! Раз – в кафе! Два – к другу! Три – к себе домой…

   Как вышло, что у них получился «гражданский брак», Джана и сама толком не поняла. Не успела понять…

   Напоминая себе самой бесприданницу Ларису Дмитриевну из фильма «Жестокий романс», – пьесу Островского горе-филолог так и не прочитала, – Джана, плача, спросила: «Теперь ты – мой муж?»