Жилаю счастя

9

«Александра… Простите, но вам надо быть на дне рождения у Лизы. Обязательно. Всё понимаю – работа, время, дела, но… пожалуйста!».

У, приехали. Божежки ты мой, а сообщений-то… И в основном от Лизы.

«Знай, ты самая классная!

Такую не где не найти..

Твои глаза блистят, от радости.

Я не видел, таких глаз сияющих- не где..

Ты, ангел мой..

Навсегда..

Ты, сделала мою жизнь еще светлей…».

«Это я сочинила про вас! Вам понравилось?!!».

Саша потёрла переносицу и стукнула туркой о плиту. Это уже выходило из-под контроля и  никуда не годилось.

«Стихотворение замечательное! Лиза, спасибо тебе огромное!».

«Вам правда понравилась? Я писала ночью и шёл дождь. Я обожаю дождь. Я танцую под дождём, хотя бы и внутри в окно же, всё равно видно…».

Лиза всё писала и писала, а у Саши холодели руки. Она боялась главного вопроса.

Лиза порабощала её. Она давила, оглушала своей нелепой влюблённостью, своим обнажённым маленьким сердечком, неуместными восторгами, ошибками и запятыми. И вопрос вырос, нарисовался чёрными пикселями, завис над Сашей Дамокловым мечом.

«Моя милая милая милая, буте со мной сигодня. У меня будет день рождения!!! Это счастье! Это радость и я вас всех пригдлашаю».

«Приходите я вас очень люблю просто согреть хотелось и, быть с вами всегда!».

Не отвечать. Не отвечать никогда.

«Я постараюсь, Лиза».

Саша вздрогнула от шипения за спиной. На идеальную поверхность плиты выливался закипевший кофе.

А Лиза Воробей всё слала восторги, котят и сердечки. Лиза была счастлива. Саше хотелось завыть.

«Я заеду за вами» - написал Иван.

Не вопрос. Утверждение. Типа – а как иначе-то ещё? Заеду и кранты.

«Я приеду сегодня» - написал Женя.

Ага. Замечательно. Сашу прошиб мелкий психический смешок.

Полчаса потребовалось на организацию отгула. Полчаса, о Господи! Она врала в трубку, перебирая в руке ключи, поскрёбывая ногтями по кожаному брелоку и пялясь в размытую акварель стекла. А её машина стояла посреди двора, как маленький домик. Вдруг припомнилась эта игра – «Я в домике!». И сразу такая прелесть - никто не докопается.

А потом появился Иван Очитков. Приехал на такси.

Саша почему-то была уверена – так и будет, нет у него никакой машины, даже самой помойной. Живёт себе в какой-нибудь занюханной комнатёнке, снимает её на последние гроши, кутается по ночам, потому что в окна дует… 

Оба молчали. Саша сжимала в руках большую коробку. Иван не спросил - что там? Просто сидел рядом – хмурый и какой-то пришибленный, поглядывал, словно сова из своей бороды, из мохнатого шарфа. Саше было жаль его, но одновременно ей хотелось ему врезать. Вот прямо так - ни с того ни с сего. Она и уверена была – он и рукой не пошевелит, так и будет сидеть.

Приехали.

Здание стояло посреди маленького парка. Саша достала было пластиковую карту, но Иван опередил её, сунув таксисту смятые купюры.

И они пошли. Саша начала волноваться ещё в машине. Теперь же её просто заколотило.

- Да нормально всё, - подал вдруг голос Иван. – Всё путём, поверьте. Это ненадолго.

- Так заметно, что меня корёжит?

- Да за версту. На самом деле, я же понимаю… Александра, вы это… Она хорошая, честно. Просто побудем немного, чаю попьём. Пойдёмте вон туда.

Он слегка потянул её за рукав.

- А мы разве не в школу?

- Нет, ну что вы. Там уроки и вообще пропускной режим. Строго всё. Нам Татьяна Сергевна поляну накроет. Она сама предложила – подсобка, удобно.

- О, господи. Тётя Таня?

- Ну да, - Очитков вдруг тепло улыбнулся. – Мурзик тоже будет. Он странный. Вы не пугайтесь его, если что. Он такой… любит попугать.

- Мурзик?..

- Такой мальчик, сами увидите, - Иван призадумался. – Вообще-то он Муртаза, но это мелочи, вы же понимаете?

- Наверное, понимаю.

- Ну, всё. Пришли.

В комнате висели вельветовые занавески –  на окне и по всем стенам. Почему-то Саше чётко врезалось в память - навсегда, будто вышилось красными нитками – потёртый сиреневый вельвет, мягкий, старый, какой-то виновато убогий.   На столе стояла миска с фруктами, жареные куриные ножки, нарезанный хлеб, ветчина и сыр. Торт тоже был – стоял под прозрачным пластиковым колпаком, матово отливал красными вишенками и шоколадными завитушками. Было мило, но не очень-то празднично.

Тётя Таня оказалась как раз такой, какой представляла её Саша – толстой до припухлости, безмерно доброй и до смешного глупой. А вот Мурзика Саша испугалась. Как только она переступила порог комнаты, он выскочил из угла странным тёмным зверьком, завыл, затопотал ножонками, а потом бросился на пол и принялся обнюхивать Сашины ботинки.

- Ну, Мурзя, ладно, тихо, тихо… Нельзя так на тётю, нельзя… Ты ж хороший мальчик. Кто у нас хороший мальчик? Мурзенька, ага!

Тётя Таня подняла его, погладила, прижала  к животу и сунула яблочко. Мальчик успокоился, замолчал. Только глядел странно – вытаращенные чёрные глаза, казалось, прошивали насквозь, холодили.

- А Сейчас Лизанька придёт. Мурзя Лизу ждёт? Ну, покажи-ка, как ты Лизу ждёшь?

- Ажжжж!!!! – заверещал мальчик и принялся прижимать руки к груди.

Саша не понимала, что она тут делает. Не понимала от слова совсем. Эта Таньяна Сергевна, похожая на старую корову, этот несчастный мальчик, дикий как неведома зверушка…

 Иван Очитков стоял, сцепив пальцы, снова убийственно-отстранённый и  хмурый. И занавески эти, у них даже цвет какой-то безумный. Безумное чаепитие. И никакого веселья.

- Я позвоню Лизе, - резко сказал Иван.

- Да у неё уроки…

- Ничего, отпросится. Там в курсе.

Он вышел в коридор и прикрыл дверь. Мурзик всё смотрел на Сашу своим дикими нечеловеческими глазами. Тётя Таня раскладывала конфетки.