Жизнь Джонатана Свифта

***

Меня зовут Джонатан Свифт. Как известного писателя. Потому что никто не знает моего настоящего имени. Даже я сам.

Десять лет назад я открыл глаза в городской клинике, в комнате с белоснежными стенами и потолком. До сих пор помню, как неприятно резал глаза яркий свет. Почти так же неприятно звучал голос врача. Он задал мне вопрос, на который я не знал ответа.

Кто ты, приятель?

В ответ я лишь помотал головой: в горле ужасно саднило, словно я проглотил тёрку, и говорить было невозможно. С тех пор я не раз сам задавал себе этот вопрос…

Полная амнезия — таков был диагноз. Странное ощущение — ничего не помнить. Совершенно ничего. Даже собственного голоса: он звучал так, словно кто-то другой вместо меня шевелил моими губами и заставлял голосовые связки производить этот непривычный звук.

Какое-то время специалисты, конечно, пытались вернуть память, пока полиция занималась выяснением моей личности. Но и то, и другое осталось без результатов.

Чуть позже меня переправили в реабилитационную клинику, где я и получил свое новое имя — в честь писателя книги, которую я тогда читал. Там же я познакомился со своей будущей женой. Марта только начала работать медсестрой после колледжа… Мне очень повезло встретить её: все сложные моменты, трудности лечения и дни, когда мучали сомнения, что память вообще когда-то вернётся, мы прошли вместе.

Сейчас, десять лет спустя, память всё ещё не вернулась, но это стало уже не так важно, как раньше. У меня прекрасная семья. Марта согласилась стать моей женой, и теперь у нас двое детей: почти уже школьник Кенни и малышка Лили — она родилась этим летом.

Первые годы я часто думал о том, что же осталось в моей прошлой жизни. Представлял себе разные варианты в надежде, что какой-то из них покажется мне знакомым. Думал о том, есть ли у меня семья: родители, сёстры или братья, были ли у меня близкие друзья, где я жил, чем занимался. Но со временем это изменилось.

В настоящей жизни меня устраивает всё. И я уже давно не думал о том, что, может быть, в прошлом осталось что-то важное. Что-то, что я хотел бы вернуть, если бы знал о существовании…

Всё изменилось одним зимним вечером в начале декабря…

Марта готовила ужин, рассуждая о предстоящей поездке к родителям на рождественские каникулы, Кенни рисовал очередного монстра в альбоме, которым он очень гордился, а я с Лили на руках бродил по дому, пытаясь убаюкать дочь. В полной тишине малышка засыпала тяжело, а напевать песни я уже не мог: после получаса попыток просто-напросто устал.

— Включи телевизор, — предложила Марта, выглянув с кухни — её руки были перепачканы в муке, как и нос.

— Хорошая идея, — согласился я, стараясь не смеяться: уж больно забавно она выглядела.

— Кстати, я заказала билеты на самолёт, — сообщила Марта и вернулась к своему занятию.

— Отлично, — ответил я и тихо вздохнул: честно говоря, я ещё не был уверен, что шеф подпишет прошение об отпуске.

В этом году фирма снова оказалась на грани банкротства, и предстояли серьёзные изменения. За своё рабочее место я не переживал: работу я выполнял прилежно, да и шеф лично хвалил меня не раз и уверял, что увольнение мне не грозит. Но уменьшение персонала означало больше работы для каждого, кто остался в штате. И отпуск мог мне только сниться. И то не очень часто.

Как сообщить об этом Марте, я ещё не знал: она уже настроила громадные планы с поездкой в Диснейленд и к родителям на ферму, где сама выросла. Конечно же, с ужином в Сочельник, куда были приглашены все её родственники. Это была семейная традиция, которую Марта нежно лелеяла и не нарушала ни при каких условиях. Сама же, шутя, говорила про эту навязчивую традицию «умри, но приди» и всё же безумно любила всю эту предрождественскую канитель.

Конечно, она снова будет жаловаться на тётушку Эли, которая из года в год рассказывает одни и те же семейные истории. И дядюшка Билл будет раздражать вечно пыхтящей трубкой с ужасно пахнущим табаком. О докучающей рассказами про прелести бездетной жизни кузине Джини мне тоже придётся выслушать. Но всё же в этих рождественских семейных встречах было много и хорошего, что нравилось не только Марте. К тому же её родители до сих пор не имели возможности увидеть малышку Лили, и это был прекрасный повод…

В общем, мне предстояло сложное дело: либо объяснять жене, почему в этом году отпуск она будет проводить без меня, либо упрашивать шефа отпустить хотя бы на неделю.

— Уснула?

Марта закончила хлопотать на кухне и, приведя себя в порядок, присоединилась к нам в гостиной. Рыжевато-русые пряди волос растрепались, отчего выглядели неопрятно и особенно мило.

— Достаточно крепко, можно отнести в кровать, — сообщил я, перекладывая ребенка в мамины руки.

Оставшись в комнате один, я завалился на диван, раскинул руки по спинке и уставился в телевизор. Делал я это крайне редко: не было свободного времени, а когда оно появлялось, предпочитал проводить его с семьёй. Но последние дни были очень напряжёнными, и сил не было ни на что больше.

Переключая каналы, я остановился на одном. Просто потому, что это был единственный, на котором в тот момент не было рекламы. На экране прыгали в ярких лучах света подростки в старомодной одежде, и я поморщился: сам я никогда не был любителем громкой музыки и уж тем более конвульсивных дёрганий конечностями. Посмотрев на происходящее буквально пару минут, я успел нажать на кнопку переключения каналов и… замер.

Телевизор сменил картинку. В глазах у меня потемнело, сердце пропустило удар, и я шумно выдохнул, пытаясь прийти в себя: на экране я увидел самого себя…

Выйти из состояния оцепенения получилось не сразу: сердце билось в груди с бешеным темпом, а руки предательски дрожали. И всё же, собравшись, я переключил обратно — это получилось не сразу: от нервного тика несколько раз перескакивал канал — и стал вглядываться в экран. Но фильм подходил к концу, актёры мелькали за надписями титров, и знакомое лицо так больше и не показалось. Всё, что оставалось, — это название ленты — «Лак для волос». Достаточно оригинальное для того, чтобы найти в прокате и пересмотреть ещё раз.