Жизнь и Смерть

Жизнь и Смерть

В дверях эдема ангел нежный

Главой поникшею сиял,

А демон, мрачный и мятежный,

Над адской бездною летал.

Дух отрицанья, дух сомненья

На духа чистого взирал

И жар невольный умиленья

Впервые смутно познавал.

«Прости,— он рек,— тебя я видел,

И ты недаром мне сиял:

Не всё я в небе ненавидел,

Не всё я в мире презирал».

А. С. Пушкин «Ангел»

На человеческой земле, под нашим солнцем, бок-о-бок с нами, жил-был, да и сейчас живет, если можно так сказать, некто, кого люди именовали Смерть. Никто не наблюдал Смерть никогда воочию, и даже если такой счастливчик и находился, то эта встреча, как правило, происходила за миг до того, как душа его мирно, или не очень, покинет своё бренное тело и плавно, словно кучка сухих листьев, плывущая по волнам ленивого осеннего ветра, переместится через старый, ржавый и ужасающе скрипучий, несмотря на регулярную смазку, фонарь, как через ворота, в мир иной. А там… Так как пойдет.

Каждый мог бы увидеть это странное существо по-разному. Кто-то увидел бы за несколько мгновений до своей кончины лишь продолговатый черный бугор с виднеющимися двумя вытаращенными белыми глазищами с красными прожилками, словно их владелец только что искупал их в бассейне, щедро приправленном хлоркой. Кто-то смог бы еще к этому разглядеть выглядывающие из-под темного плаща дряхлые, похожие на высохшие болотные коряги, обтянутые тонким и склизким слоем ила, ноги. Одна из стоп была неестественно вывернута в сторону и из-за этого её владельцу приходилось опираться на косу. Большую, ржавую и определенно повидавшую виды косу, которая была облеплена всякой посторонней всячиной, но Смерть её чистить уже устал.

Также можно было увидеть тощее тело, похожее на скелет, обтянутый гладкой крокодильей шкурой со следами пуль, гнойными язвами, дырами от ножа в животе, через которые пробивались и свисали наружу внутренности, еще наиболее внимательным глазам были доступны для видимости многочисленные следы от порезов на запястьях рук, синий след от веревки на палкоподобной шее с выступающими венами, капли рвоты на и без этого грязном шарфе, в общем – следы всего того, отчего досрочно может оборваться человеческий век.

Итак: Смерть. Он идет. Всегда идет, без остановки. По всей земле: по городам, по деревням, по полям, по лугам, по лесам и даже по воде. Все и вся пред нем равны, и никто и ничто не может избежать его пришествия: ни умный, ни дурак, ни богач, ни бедный, ни силач, ни слабак. Что ветер дует, что снега метут – ему всё равно. Он идет. Он шел, он идет, он будет идти пока земля крутится и живет на ней людской род. Что поделать? Работа у него такая… Мрачная, тяжелая, одинокая… Хотя, нет, с последним можно поспорить.

Был у Смерти, да и сейчас есть, Маленький Ангел. Да, так его и звали – Маленький Ангел. Коротко и просто. Представлял он из себя что-то более простое – крохотный комочек перьев с торчащими во все стороны крыльями и детской кудрявой головешкой. Только вот немного непонятно чьей – мальчика или девочки. Да ладно, не важно.

Значит, был у Смерти, и сейчас есть, Маленький Ангел, который всегда с ним. Иногда шел он с ним по улицам, разглядывая прохожих своими ясными глазками и то и дело одергивая своего мрачного спутника, чтобы что-то показать, рассказать или чтобы ему что-то объяснили. И так почти всю дорогу. Смерть к этому относился достаточно терпеливо и снисходительно. По крайней мере, если бы у вас была бы возможность расспросить Маленького Ангела об этом, он бы точно не вспомнил, даже при всём желании, ни одного раза, когда его друг хоть раз повысил голос или произнес что-то грубое.

Они вместе. Всегда. И летом, под палящим солнцем, и зимой, в сугробах.

Иногда Маленькому Ангелу требовался сон. Тогда он закутывался в длинный плащ Смерти и вот в таком вот импровизированном бурдюке мирно погружался в светлое и волшебное царство сновидений, которое его спутнику, к огромному сожалению, было закрыто. Может, так было не всегда… Смерть уже не помнил. Тяжелые наступили времена, очень тяжелые…

Смерть часто рассуждал, что снится Маленькому Ангелу, какие на этот раз реки грёз унесли его и в какие неизведанные края, и эти думы достаточно хорошо отвлекали его от повседневных и не самых счастливых мыслей. Особенно в зимнюю пору. Когда ледяной ветер всё дует и дует в проваливающиеся в глубокие сугробы, точно в невесомый мировой саван, и не защищенные плащом ноги. Неприятно. Очень неприятно. Но сладкое, детское сопение за спиной то и дело отговаривало Смерть от ежеминутного ворчания на подобии: «Ох уж эта зима-а-а…Ох уж эти мете-е-ели да моро-о-озы…»

Если даже что-то и вырывалось из уст Смерти в какой-то момент (причем совершенно не важно что), то это доносилось тихим, заунывным волчьим воем откуда-то из далека, из другой реальности, до человеческих ушей. И в такие моменты особенно тянуло домой, к теплу, к родным. И прокатывался тихий рокот в отдельных домах: «Это стонет зима. Это стонет сама смерть». Да, это стонет Смерть. Смерть, несущий в плаще своё единственное сокровище.

Как уже упоминалось, Маленький Ангел очень-очень любознательный. Смерть всегда удивлялся тому, насколько для этого существа, которое хоть и походило на младенца, но уже определенно жило на земле достаточно долго, всё столь живо и мило, будто он только-только появился на тот свет и так и норовит всё рассмотреть, пощупать, понюхать и разузнать.

Всё: машины, города, горы, реки, моря, люди и их судьбы – ничего не могло избежать вечно голодного интереса Маленького Ангела. И Смерть ему про всё рассказывал. Мог даже рассказать по нескольку раз. Вот только хоть и часто, но далеко не всегда Маленький Ангел был доволен пояснением, которое ему предоставлял его спутник о той или иной вещи. Иногда оно казалось малышу неполным, иногда просто глупым или даже… В общем, в таких случаях это чаще всего порождало еще большую тучу вопросов, иногда дело доходило до открытого негодования, злости или даже, что было самым страшным, слез. В эти секунды даже самому Смерти становилось плохо. Нет, он, разумеется, на своем без всяких споров предельно долгом веку повидал многое: от свирепств восточных правителей до всех ужасов концлагерей, но от созерцания того, как из невинных детских глазок этого крохотного лучика света в его персональном царстве тьмы текут слёзы - что-то давно высохшее и сгнившее внутри сжималось, выдавливая из себя последние зловонные соки. Это поистине невыносимо, поэтому за слезами следует немедленное утешение.