Жизнь после куража

Гробы и склеп?

Тепло обволакивало. Мир, окружённый вибрирующими со всех сторон звуками непрерывно убаюкивал как колыбельная. Ещё и лёгкая качка добавляла сонливости. Всё сущее – это один большой длинный сон. Приятный, тягучий, освобождающий от необходимости жить. Жизнь вообще одна морока, переполненная хлопотами поменьше. Отчего же пришлось проснуться? Ответом на вопрос стала нестерпимо горячая ладонь, вынудившая прервать вечный сон и всколыхнуться, суетиться, подчиняясь приказу что-то делать, что-то менять, прежде чем всё успокоилось. Сквозь недовольство удалось стукнуть ножками в сторону горячей руки, чтобы больше так не беспокоила.

– Оу… она пинается! – донёсся со всех сторон вибрирующий голос. Низкий и почти угрожающий, но сейчас он был удивлённым.

– А ты как думал?! Самый возраст раздавать пинки. У нас растёт шалопай… – разнёсся сквозь воды более привычный мягкий высокий голос. Этот голос был родным. Он звучал здесь постоянно. От него сон совсем не прерывался. – Погоди… Ты сказал «она»? Девочка?!

– Никаких сомнений. Маленькая дьяволица. Очень недовольная, что её разбудили!

Горячая рука, принадлежащая низкому голосу продолжала нагревать всё вокруг, не позволяя спокойно погрузиться в сон. За что получила ещё несколько особенно гневных ударов пятками и хвостом.

– Характер показывает, – низкий голос теперь звучал довольным.

– У неё там три ноги что ли?!

– Хвостом бьёт. Сердится. Ей не понравился ритуал.

К горячей руке присоединились две ладони. Тёплые и очень знакомые. Они часто касались границ сонного мира под мурлыкающее пение.

– Замечательно, мне предстоит рожать злющую хвостатую и рогатую дьяволицу!

Внутри всё оставалось спокойным и тёплым. Родной голос звучал недовольно, но обволакивающее тепло дарило умиротворение. Горячая рука больше не заставляла суетиться. Настало время засыпать под гул голосов.

– Она уже успокаивается. Родится больше человеком, чем дьяволом. И рожек у неё ещё нет. Вырастут только через пару месяцев после рождения.

– Хорошо. А она точно девочка? Сюрприза на день рождения не будет?

– Несомненно! Я в таких вещах не ошибаюсь. Ты хочешь выбрать имя?

– Есть несколько вариантов…

Сон сладко накатывал. Голоса успокаивали. Перебор одиночных слов звучал как колыбельная. Все эти фразочки «а как насчёт…» убаюкивали. Пока наконец…

– Ульяна. Я хочу назвать её Ульяной!

– Значит, у нас будет Ульяна. Такая же красивая и норовистая как мама.

Приятное тепло с вибрирующими отовсюду звуками внезапно сменилось неуютным тесным холодом и резким шумом. Кому-то срочно потребовалось рубить дрова. Совсем рядом с головой Ульяны. Кулаками. И материться на нескольких языках в процессе.

«Нашёл время!!!» – недовольно подумала она.

– Здесь вообще-то спят! – рявкнула тифлингша.

– А «здесь» это где? – язвительно поинтересовался кто-то другой.

Ульяна закатила глаза. Для этого их пришлось открыть. Какая разница где «здесь»?! Спи себе спокойно и не выпендривайся! Но увиденное привлекло внимание. Редкие деревянные перекладины. С огромными щелями между ними. Она уснула под кроватью? Тифлингша нахмурилась. Не сказать, что с перепоя она не была на такое способна. Порой она не просто просыпалась в незнакомой постели, а ещё и с незнакомыми соседями по кровати, уверенными, что у них с Ульяной всё серьёзно и дело вообще к свадьбе идёт. Утром таких всегда ждало неприятное открытие. И вид прытко убегающей любовницы.

Ещё чего не хватало – замуж выходить!

Треска дерева стало так много, будто кто-то решил переломать своими кулаками весь лес. Печальный хруст возвестил, что кто-то рядом добился своего и нарубил дров руками. А потом ещё и свет включил. Сквозь щели в досках ударил яркий луч, заставив зажмуриться.

«Ни сна, ни отдыха измученной душе!» – нетерпеливо выдохнула Ульяна и попыталась выбраться из-под кровати.

Но столкнулась с тем, что «подкроватье» имело стенки, превращаясь в плохо сбитый деревянный ящик. Деревянный ящик, в котором её заперли! Ульяна начала колотить по своей клетке. Кулаками. Ногами. Хвостом. Эта теснота совершенно не походила на уютную ещё-не-жизнь из сна. Из этой гадости хотелось вырваться как можно быстрее.

– Эй! – не выдержала она. – Кто-нибудь! Помогите! Выпустите!

– Замри! – услышала она приказ.

Между дощечками резко появился замысловатый клинок от кинжала. Сбоку, у самого угла. Так, чтобы наверняка не задеть. Несколько грубых слов на общем и эльфийском сопровождали упрямый скрип ржавых петель и древесины, пока с треском одна из стенок ящика не поддалась. С громким хрустом перед Ульяной открылась дверь на свободу, а жилистая мужская ладонь помогла встать.

– Хм, да! Ну и ночка! – прокряхтела она, поднимаясь на ноги и едва не расхохоталась от увиденного.

В тёмном тесном склепе, а это был именно склеп, стояли ящики. Разной степени раздробленности. Причём если её ящик и его соседушка выглядели как нечто сколоченное на скорую руку, то рядом находилось ещё два крепких, ровных и куда более приличных. Без единой щели или просвета. С лакированным полотном подогнанной и отшлифованной древесины. А ещё один и вовсе был произведением столярного мастерства. Морёная вишня, крепкие толстые стенки, на бортиках выжжены золочёные узоры, а крышка отполирована до зеркального блеска. И не смотри что все пять ящиков – гробы. Но смех вызвали не сами ящики, а окружившие Ульяну товарищи по несчастью. Все как один – в белых ночных сорочках. И, как показал беглый осмотр, длинная рубашка была и на ней. Прямо поверх её бардского платья.

– Карга побери эту тряпку! – первым не выдержал смешного внешнего вида их самый необычный спутник и разорвал на себе белую ткань.

Как Сирин оказался в Фаэруне, не знал даже он сам. Просто в какой-то момент появился. Рослый, атлетичный и весьма суровый фей. Буквально выходец из мира тех самых милейших, и крайне опасных, феечек. Его радужные крылья, создающие образ большой бабочки, вызывали смех у противников всего на секунду или две, а потом Сирин разгонялся в полёте и с громоподобным рыком нападал. Фейский берсерк очень бросался в глаза простому люду, зато отлично отвлекал от спутников, позволяя им проворачивать в его тени тёмные делишки. Ростиком атлет не дотягивал даже до полутора метров, зато компенсировал впечатляющей комплекцией и неизменной набедренной повязкой из цветов, которая составляла всю его одежду.