Жизнь за жильё

Потеряшки

Апрель 1994 года

                                                          Глава 1
Иван Рудольфович Шильд очнулся  в кромешной темноте, перевернулся на бок, протянул руку, ощутил холод паркетной доски и понял, что всю ночь проспал  в одежде на матрасе, расстеленном на полу.  Череп страдальца раскалывался где-то глубоко внутри, его владелец решил подняться, в висках застучало сильней, перед глазами поплыли фиолетовые круги. Худощавый мужчина бережно вернул голову на подушку, вытянулся во весь рост и затаился. 
«Где я?» – через похмельный синдром пробилась дельная мысль.  Затхлый и сивушный запах помещения подсказал, что лежит Иван Рудольфович не дома, не в своей квартире. У зашторенного окна виднелись очертания кровати. Где-то в комнате должна быть дверь... Иван не в первый раз  приходил в себя в чужом жилище и чётко знал, что делать. Первым делом – опохмелиться, затем сориентироваться на местности и найти дорогу домой. Мужчина пил давно и практически без перерыва со дня смерти матери...
Мама последние годы не вставала с постели и умерла в свои шестьдесят два года от закупорки тромбом лёгочной артерии. Смерть была внезапной, быстрой и во сне. Единственный сын так и обнаружил маму рано утром – мёртвой и с застывшей улыбкой на лице. Сейчас сорокалетнему мужчине очень хотелось помереть также – во сне и с улыбкой. Но, нормальный сон не приходил, а улыбаться было не с чего. Иван вновь и вновь умирал в муках похмелья и в очередной раз клялся себе, что больше никогда не будет пить. За год беспробудного пьянства организм человека окончательно и бесповоротно попал в алкогольную зависимость и постоянно требовал новой дозы крепких напитков. 
Мужик провалился в короткое забытье, которое едва ли можно было назвать полноценным сном, и перед его глазами появилась кружка с водкой на столе. Больше ничего... Только стол и металлическая кружка, наполненная наполовину  сорокоградусным напитком. Иван  во сне точно знал, что в посуде не вода из-под крана, не минералка, а именно сто грамм прохладной водки. И для полного счастья человеку не хватало именно этой дозы в сорок оборотов. В последнее время мужчина уже не мог опохмелиться из рюмки или из стакана.  Из-за характерной дрожи пальцев в руках держалась только кружка.
Страдалец окончательно проснулся, вновь попытался привстать и оглядел тёмное жилище вокруг. Кружки с водкой нигде не наблюдалось. Тут вообще ничего не наблюдалось, кроме  кровати у окна, с которой доносился чей-то храп. Это хорошо, что он не один в этом доме. И даже не раздетый. Умирать одному в чужой квартире, да ещё с похмелья, очень не хотелось...
– Эй, там наверху, есть, кто живой? – прохрипел Иван в сторону окна и откинулся на матрас.
Кровать заскрипела, и сверху донеслось:
– Опаньки, новенький! Тебя когда принесли?
– Где я? Ты кто?
В темноте раздался скрип пружин, неизвестный  сел на кровати, в темноте забелели босые ноги.
– Заметьте, гражданин, если бы я не был коренным ленинградцем, я бы сейчас вполне мог  ответить вам грубо: «Конь в пальто!». А как сугубо интеллигентный человек я скажу: «Агния Барто».
Сугубо интеллигентный человек поднялся, прошлёпал босой к стене и стукнул по выключателю.
– И кто тут у нас?
От внезапного яркого света боль в глазах так резанула по всему телу гражданина на матрасе, что на какое-то время даже помогла забыть о голове. Иван ткнул лицо в подушку:
– Ёшкин кот! Вырубай.
Свет погас. Сосед вернулся к кровати.
– Извиняйте. Да мы сами с пониманием. Сильно колбасит?
Странно, но жить стало немного легче. Не то чтобы веселей, но точно легче. Видимо, в самом деле «клин клином вышибают». Высокий мужчина с трудом поднялся, сел, согнул ноги в коленях и прислонился спиной и затылком к холодной стене. Голову немного отпустило, глаза привыкли к темноте. Кроме виденья кружки с водкой, появились вопросы:
– Где мы? Какая станция метро ближе?
– Какое метро, товарищ? На бокситовых рудниках мы с тобой. И проснулся ты сегодня в славном городе добытчиков боксита под названием Бокситогорск. А Питер от нас далеко, больше чем за двести километров будет. Считай, сослали нас, как декабристов. Слушай, а сам-то что? Ничего не помнишь?
Сосед по комнате, тощий мужик в майке и трусах до колен, встал, подошёл и протянул ладонь:
– Кстати, величают меня Иннокентием Константиновичем Зубовым. Прошу любить и жаловать. Можно, просто Кеша.
– Иван Рудольфович, или просто Ваня, – Шильд оторвался от стены и пожал руку.
– Отчество у вас странное, не из  немцев будете?
– Не диковинней вашего имени, – Иван провёл языком по пересохшим губам.  – Кеша, а у тебя водички не будет?
Иннокентий Константинович раздвинул шторы, захватил с подоконника большую пластиковую бутылку воды и протянул Ивану Рудольфовичу. В комнату заглянула полная луна, осветив противоположную стену комнаты с закрытой дверью. Вода была холодной, пить приходилось мелкими глотками. Мозги немного промывались, Иван не спешил и пытался восстановить события последних дней. Память возвращалась урывками…

 ***

После смерти матери, приняв в наследство половину жилой недвижимости, ранее принадлежащей усопшей, Иван Рудольфович стал единоличным собственником небольшой двухкомнатной квартиры на улице Гороховой и тут же вошёл в зону риска. Оказаться середине девяностых единственным владельцем жилой площади в центре Санкт-Петербурга и при этом постоянно топить печаль в вине становилось опасно для жизни и здоровья…
Конечно, отдельная квартира коренного ленинградца по меркам культурной столицы была не бог весть что, это вам не «золотой треугольник» между Невским проспектом, Фонтанкой и Невой.   Принадлежащая семье Шильд квартира, из окон которой открывался шикарный вид на шпиль Адмиралтейства, располагалась на пятом этаже старинного дома недалеко от Сенной площади. Недвижимость петербуржца оценивалась примерно в тридцать тысяч долларов и стоила своих денег. На теперь уже единственного владельца недвижимого богатства обратили внимание ещё в похоронном бюро, где безутешный сын вместе с сестрой усопшей пытались оформить ритуальные услуги. Ивану Рудольфовичу быстро пошли навстречу, сделали большую скидку и не только посоветовали, но и привели его для дальнейшего оформления наследства к честному и ответственному нотариусу, контора которого располагалась буквально напротив их скорбного бюро по улице Достоевской.
Мужчина в расцвете сил хорошо помнил разные события, случившиеся с ним много лет назад, но никак не мог полностью восстановить в памяти последний год своей жизни. Память и силы по мере погружения в болото алкоголизма ухудшались такими же темпами, и воспоминания последних дней давались с трудом. Периодически возникали картины постоянных застолий с различными персонажами. В голове удерживались множество деталей покупки алкоголя и начала распития спиртных напитков, но со временем окончательно стёрлись финалы посиделок и все лица, с которыми Иван бражничал.
В памяти ещё сохранилось получение им наличных и оформление расписок за проданную квартиру. Но количество денег и суть текста на бумаге в голове не задержались. Да и гражданин великой страны особо не напрягался, так как мозаику последних событий он уже не мог выстроить последовательно, и у спившегося человека не было основы для объективной оценки сложившейся ситуации. К сорока годам мужчина выглядел на все шестьдесят. И сейчас вспоминать ничего не хотелось, а просто хотелось водки.
– Водочки бы? Грамм пятьдесят. – Ваня вопросительно взглянул на Кешу.
– Потерпи, дружище, ещё с полчасика. Скоро Алик подойдёт, и мы с тобой вступим в партию роялистов,  –  ответил сосед по комнате и посмотрел на старый будильник, стоящий на подоконнике.
 – Какая ещё партия? Опохмелиться надо, иначе – кирдык!
 – Вот и я ап чём! Ваня, что не приходилось тебе ещё баловаться спиртом заморским по имени «Рояль»? Девяносто шесть градусов! Из одной литрухи враз четыре бутылки водки получается.  – Иннокентия захлестнули приятные эмоции. –  Ещё Леонид Ильич Брежнев сказал в своё время, что экономика должна быть экономной. Тут, товарищ, главное, чтобы наш спирт с золотой полоской на этикетке был. Этот «Рояль» самый роялистый будет. Без запаха. С синей полоской паленой резиной воняет, а с красной – шампунем отдаёт. Вот тебе, Рудольфович, и весь коленкор на сегодняшний день.
 – А ты, Кеша, действительно стал тут твёрдым членом партии роялистов. –  Иван всё же через силу улыбнулся. – Пойдём на улицу, подышим, пока твой Алик спирт притащит.
 – Алик теперь наш общий будет, а не только мой. –  Сосед взгрустнул, забрал бутылку и глотнул водички. – И не выйти нам отсюда, товарищ дорогой, ибо заперты мы крепко и решётки на окнах.
– Вот и ни хрена себе! – новый узник прилёг в раздумье на матрас. – Попал я, однако. Мы что – в тюрьме? Надо в милицию сообщить.
– Не надо.
– Это ещё почему?
– Здесь милиция нас не бережёт. Потом расскажу. – Сосед тоже опустился на свою скрипучую кровать, закинул руки за голову и добавил, глядя в потолок: – Ваня, я тебе сейчас один умный вещь скажу, ты только не обижайся, ладно?
 – Говори.
 – Надо меньше пить!
 Оба рассмеялись, как смогли. Иван вспомнил про свой военный билет в заднем кармане джинсов. После того как в очередном запое пропали документы на квартиру и паспорт, мужчина постоянно держал при себе военник на всякий случай, перекладывая из кармана в карман. Старший  сержант запаса аккуратно вытащил документ, удостоверился, что сосед по комнате его не видит, и спрятал красную книжицу под матрас. Единственное, что отчётливо сохранилось в памяти Ивана, так это картины армейской службы, стрельб и учений...