Жребий

Жребий

Это был самый богатый человек в империи, господин Гнамри. Он не принадлежал к дворянскому сословию, а был из тех, новеньких, которые себя гордо именуют – буржуа. Купцы и буржуа – самые жадные, их финансовые накопления годами были защищены законом, тоже, как прежние, выторгованные у королей указы, освобождавшие их от повинностей королю. Но не при МНЕ. Я прижал их к ногтю, Я сосал у них кровь, пока они не стали посговорчивей. Война с гильдиями длилась двадцать лет. У них были деньги, у них была металлургия и они покупали горцев, они нанимали пиратов, а у МЕНЯ были только МОИ вассалы, МОИ верные рыцари. Впрочем, империя росла, и вассалов становилось больше. А ещё МНЕ были преданы крестьяне, МОИ любимые крестьяне, дебоширы и балагуры, пьяницы и разбойники, ленивые, как скот, но зато в строю они стреляли из луков не хуже Гануанских арбалетчиков и пики они держали не хуже, чем горцы свои алебарды. Я задушил гильдии поставкой зерна, но земли были истощены войнами, казна превратилась в кладовку старых вещей, потому что золото и серебро туда не доходили даже до порога. Последней великой волей примирения послужил отчаянный шаг, которому уже, бывало, прибегали властители былых времён - совет королей выбрал себе кайзера, короля над королями, коим был коронован Я. И Я объявил купцам и гильдиям, что вечные королевские указы остаются действительными, как и прежде, но только перед королями. Перед кайзером это есть грязные бумажки с подвесками из восковых бляшек. Кайзер есть великий властитель над всеми смертными, и купцами, и буржуа включительно. Так стояло в древних фолиантах. Так распорядился и Я...

Утомлённые войнами и задушенные расходами, купцы и гильдии согласились. Они поняли, что войной они потеряли гораздо больше, чем ежели исправно платили бы полагающуюся монарху десятину. А многие не дожили до того звёздного часа. А могли бы уцелеть, будь они не такими жадными.

Я знавал господина Гнамри и раньше, когда требовалось урегулировать кое-какие денежные дела. Он был молод и весел, он вёл расточительную жизнь, любил забавы и женщин, был ужасно несговорчив и бесил МЕНЯ постоянными обманами и изворотами. Но Я вынужден был относиться к господину Гнамри со снисхождением. Он рассылал слухи, специально, чтобы через третий рот эти слухи доходили до МОИХ ушей, что, дескать, он собирается покинуть империю со всем своим имуществом и перенести свою гильдию в соседнюю страну. Я не мог допустить, чтобы такой огромный капитал исчез из империи и вынужден был идти на уступки этому негодяю. Прохвост, как же он МЕНЯ измотал...

А теперь передо МНОЙ сидел совершенно разбитый человек.

Мы вели беседу, последнюю нашу деловую беседу.

- Тебе следовало пробить туннель через Шалбский хребет, и таким образом соединить обе марки кратчайшим путём. Купцы бы были рады, и ты сумел бы организовать доставку руды в восточные домны без утомительного перехода через перевал…

А Я бы мог молниеносно перебросить МОИ войска, если вдруг на марки за Шальбским хребтом буде кому покусится.

Господин Гнамри кивал, вытирал пальцами сопли под носом и продолжал кивать. Его, некогда хищнически хитрые, подлые глазёнки теперь были красные, распухшие от чрезмерно выпитого пива и пролитых слёз.

- Ты деньги пожалел, не захотел вкладываться... Ну, да... расходы большие, да... это строительство заняло бы несколько лет, но зато какая выгода потом... Обложил бы налогом свой туннель, за пару десятков лет нажился бы с лихвой. Ну, да что теперь... Куда ты денешь своё золото? Кому оно теперь нужно?

Господин Гнамри кивнул. Никому его золото не нужно. Некуда его вложить. Некому его взять. Огромные запасы драгоценного металла пролежали в сундуках зря, без дела, без пользы, и собой не возьмёшь, потому что туда, куда собрался идти господин Гнамри ничего с собою взять нельзя.

Золото господина Гнамри превратилось в прах, так же, как и в прах превратился Шальбский хребет и все марки за ним и перед ним. Исчезли сёла, где некогда-то благородные господа охотились на благородных оленей, исчезли пашни и пастбища, исчезли деревни и города, исчезли вместе со своими жителями. Мир кончался, остался только этот замок и то, только лишь с немногими ещё обжитыми комнатами.

Просторный рыцарский зал, раздробленный колоннами, был переполнен. Последние: короли, графы, герцоги, бароны, богатые горожане – воротилы мира сего. Они пили последнее пиво и последний раз шумно галдели, стучали пьяными кулаками по столам или громко били кружки о каменный пол. Кружки можно бить, всё равно и эти кружки скоро растворятся в пространстве. Превратятся в пыль. Спектакль закончен, и последние актёры уйдут со сцены. Простолюдины ушли первыми, ушли крестьяне и ремесленники, стряпухи и прачки, повитухи и блудницы, солдаты, воры, нищие... Они ушли в другой мир и за ними всё исчезло…

- Наверное, пора идти? - грустно промолвил господин Гнамри.

Я поднялся и крикнул на весь зал:

- Да, господа! Я рад был увидеть вас в последний раз! Пиво выпито! Пойдёмте!

- Слава кайзеру! – ударил гром пьяного хора. Ударил по каменным стенам, по колоннам, по сводчатым ребристым потолкам. Ударил бойко, последний раз в этом мире.

Гул усилился, задвигались стулья, царапая каменный пол. Хмельные господа шумно и пьяно прощались друг с другом, хлопали друг друга по спинам, обнимались и обречённо шли к забвению, к иной жизни за кромкой этого бытия.

Одна стена рыцарского зала была аркадной, и в каждой аркаде была дверь, именуемая вратами. То были врата в другой мир, в тот мир, куда все уходят, когда приходит время уходить. За порогом - смерть.