Жуть

Поход

Ночью уснуть никак не мог – сердце стучало, мысли разные лезли. Понял, что чаю перепил, пришлось самогоном усыплять себя, получилась ерунда. На следующее утро еле проснулся и тут же услышал новость: Кач решил наконец выступать. День назад я его корил за медлительность, теперь клял за поспешность – теперь уж никак не хотелось мне идти ни на какую войну, даже думал откосить как-нибудь, но Добрыня с Славичем не простили бы. Тем более что Славич свою зазнобу дел куда-то, так что и мне, выходит, должно было поступить так же.

Кое-как с Софией простились, даже пришлось ее отговаривать – хотела со мной идти, да куда ей со мной и с такой оравой мужиков. И вот тебе пожалуйста. Нечаянная любовь вспыхнула во мне, ровно как пожар в заброшенном деревянном доме, но я от нее уходил черт знает куда.

Расстроенный донельзя, я со своим ранцем был поднят равнодушным Добрыней и втиснут в нестройные ряды ополченцев, спускавшихся по долгой лестнице высотки к выходу. И с каждым шагом, отдалявшим меня от моей нечаянной любви, сердцу становилось все больнее. Нарочно, что спускался вниз – чувство было, словно в ад схожу.

Да еще тут эти безутешные родственнички витьковы, никак успокоиться не могли.

- За Витька ответишь, сука, - быстро рыкнул кто-то мне на ухо и сиганул в спускавшуюся по лестнице толпу, я только дернулся запоздало.

Хотел крикнуть ему «трус», да кругом одинаковые камуфляжные спины шагающих вниз мужиков, могут неправильно понять. Так что цели своей ругатель достиг, плюнул мне прямо в душу, да еще в такой момент.

А тут еще Качовы хозяйственники. Нагнал один, очкарик, с блокнотом в руке, и спрашивает:

- Это ты запрудненский бугор?

- Ну я, - отвечаю, чуя недоброе.

- Твои ребята вчера взяли сорок пять патронов, платить когда будешь?

Я от такого подъезда забыл вообще, где нахожусь.

- Не понял, - говорю, - мне Борис сказал, бери сколько надо.

- А «платить не надо» тоже сказал? – уточнил въедливый очкарик.

- Ты чего-то попутал, друг, - не поддался я на приступ плохого настроения, - мы Лярву замочили, я вашего паука позавчера замочил. Потом, мы же все на войну идем, нет?

- За Лярву мы рассчитались, а про паука я не в курсе, - отрезал наглый очкарик, - а про войну уговор был, каждый идет со своей снарягой. Так что вернемся, заплатишь.

В общем, вышел я на улицу в таком состоянии, что не до войны совсем. Даже Добрыня заметил, понял по-своему, и в кои веки расщедрился утешение. Правда, в своем обычае.

- Чего ты бледный такой, Свят? Ссышь што ле?

Ухватил я свой Гром прикладом вперед и хотел уже угостить братишку по челюсти. Да Славич остановил, и то чудо. А то ведь угостил бы. Добрыня это понял и даже обиделся вроде, до вечера оттаивать не хотел.

А что, сам виноват. Нельзя старшему брату такое говорить.

Едва чуть успокоился, девка какая-то налетела сзади – запыхавшаяся, красная.

- Это, - говорит и на ухо бормочет, - София Александровна вас срочно просит, на минуту, только тихо.

- Чего? Куда? – спрашиваю, а мужики вокруг уж и подслушали, уж и лыбятся похабно, цокают и даже про зависть говорят, а что говорят – не пойму, у самого так зашумело в голове, что ни одной мысли.

Привела меня девка на площадку пятого этажа, завернула за угол, а там Соня стоит.

И за руки меня берет, и смотрит глазами, полными слез. Вот хочешь верь, хочешь нет - картина.

- Я тебя так не отпущу, - говорит. - Двадцать лет тебя ждала, и тут же теряю! Пошли.

Потащила меня Соня да в комнату какую-то привела, и ну давай... В общем, остальное я вам рассказывать не буду, не тот жанр.

Ну и прошло всего ничего, и давай меня все разыскивать с криками, а больше всего Славич старался, мстил будто.

- Свят! – кричит, - Свя-а-а-ат!! Свя-а-а-а-а-ат!!!

Вот зараза. Оторвался я от Софии с грехом пополам и мукой смертной, гляжу в окно – а солнце уже за полдень перевалило! Когда только часы пролетели?

- Да Свят! Где ты, черт тебя дери! - уж ближе раздается.

- Иди, милый, - проблеяла Соня и не выдержала, уткнулась в грудь и заревела в голос.

На этот-то звук видимо Славич и пришел, дверь открыл и хотел сказать что-то похабное, да я ему кулак показал.

Так и стояли мы – он, Соня ревущая и я как подушка для слез. Ну порыдала она еще немного, да и отпустила, одной рукой лицо закрыла, другой толкнула:

- Ладно, иди.

И я пошел – как во сне, мокрой грудью вперед. Славич мне что-то говорил, потом молча стал направлять – поворачивать по коридорам да лестничным пролетам, а я шел как заводной мишка.

Ну вот и вышли наружу.

- Че там, - Чулпан спрашивает, - пойдет Ковбой, или нет?

- Про Ковбоя не знаю, - отрезал Славич, - я этого ковбоя еле от бабы оторвал. Молодец, влюбился под самый конец.