Зимний Рассвет

Глава 4. Юность наследницы престола

      - Ты не сказал им всего, - каким-то удивленным, почти обиженным тоном протянул тролль, стоявший чуть в стороне от Пабби. – Почему?

      - Всему свое время, - вздохнув, отозвался старик. Он чувствовал, как на его плечи давит груз – многовековой груз знаний и горестей, которые он принимал вместо своего народа. Тролли, одно из первых творений матери-земли, жили в этих землях очень, очень давно, появившись здесь намного раньше, чем первые люди получили от своих богов дар речи и огня. И Пабби был тем, кому было уготовано хранить те знания и те тайны, что их народ успел накопить за все века.

      - Есть знания, которые не принесут людям мира, - видя, что его сородичи все так же не понимают, что происходит, вынужден был продолжить шаман. – Мы помогли им вылечить девочку – поможем и с тем, что стало причиной беды.

      Да, Пабби не был честен с королем, что пришел к нему за помощью в час великой нужды. Точнее, не был до конца честен – ему было известно, что за беда постигла их, как было известно и то, что Эльза была опасна не потому что была рождена такой. Уже много ночей он погружался в видения, посылаемые ему самой Матерью-Землей; но они были далеко не такими спокойными и дремотными, как обычно. Сны эти были темными, тревожными, и несли в себе предупреждения о великих бедах и несчастьях, что могли постичь не только троллей, но и весь мир.

      Они были разными, но у всех была единая черта. В самом центре видения всегда стояла одна хрупкая фигурка в ореоле из холода и стужи – а за ее спиной возвышалась исполинская черная тень, в сердце которой пылало гибельное пламя. Пламя, поглощавшее всё.

      И вот – теперь Пабби столкнулся с той, что грозила гибелью всему миру, увидел ее перед собой, и не нашел в ее сердце тьмы. В ее сердце – но не в сердце того, кто коснулся ее.

      - Мы защитим ее, королевство, великую мать, - решение это было трудным, самым трудным из тех, что старый тролль принимал за свою жизнь. Он уже надеялся, что на его век выпало время спокойствия и процветания – но, похоже, к закату жизни шамана Мать решила, что ему пора пройти последнее испытание.

      - Собирайтесь, - решение было принято, и Пабби понимал, что ему придется нести за него ответ – к добру ли или к худу. – Разрушить этот мир мы не позволим.
 

***

      Одиночество.

      Эльза и не могла подумать, что одиночество будет так сильно мучить ее.

      Веселые игры, совместные секреты, дружба, которая оставалась нерушимой с самого рождения Анны – все это осталось в прошлом.

      Захлопнувшаяся дверь словно отрезала ее от внешнего мира – осталось лишь окно, крошечная лазейка, через которую принцесса могла смотреть на королевство, что ей предстояло однажды унаследовать. На королевство – и на звезды, мерцающие в небе безразличными огоньками.

      И даже здесь, в этой комнате, она чувствовала себя чужой. Подаренные заботливыми, желающими ей лучшего родителями перчатки плотно обхватывали ладони – холод, словно почувствовав слабину в душе девочки, раз за разом пытался вырваться наружу, стоило ей прикоснуться к чему-нибудь.

      Отец с матерью любили ее, желали ей добра – но Эльза не могла избавиться от ощущения, что в глазах их, когда они думали, что их дочь не смотрит, появлялся страх. Липкий, первобытный страх перед неведомым, перед тем, что не должно было существовать под светом солнца и звезд.

      Анна раз за разом пыталась достучаться до своей сестры – но та раз за разом сохраняла молчание, каких бы усилий и какой бы боли ей это не стоило. Эльза не могла позволить повториться тому, что однажды уже случилось. Она не могла держать себя в руках, теперь это было очевидно – и разве не было бы преступлением снова подвергнуть любимую сестренку такому риску?

      Мелькор мог бы помочь ей справиться с этим. Но он исчез; исчез и не вернулся. Поначалу принцесса звала его, звала в каждый миг, когда оставалась одна – а это случалось все чаще и чаще. Но затем огонек надежды начал угасать, а светлые воспоминания о ее темном учителе начали покрываться тонкой пеленой инея.

Будь сильной...

      Она хотела, но не могла быть сильной. Она хотела, но не могла следовать тем советам и тем урокам, которые преподавал ей Мелькор. Страх плотно засел в ее душе, и сила, словно норовистая лошадь, не желала подчиняться отравленному им сознанию. 

      Если бы только он пришел.

      Хоть на миг – Эльза знала, что ему хватило бы пары минут, чтобы со всем разобраться и решить все проблемы. Чтобы вновь обуздать вырвавшийся из-под контроля – в былые времена ему достаточно было только мимолетного, обжигающего прикосновения прохладных пальцев к ее коже, чтобы заставить бушующую внутри вьюгу затихнуть и покориться.

      Но его не было.

      Она не допускала мысли, что Мелькор мог предать ее и просто уйти. Нет, с ним что-то случилось – не зря же их последняя встреча была такой странной! Наверное, на него напали – возможно, сейчас его уже не было в живых...

      Подобные мысли принцесса старалась от себя гнать – от них становилось еще хуже; она могла много часов подряд сидеть на кровати, прижав колени к груди и глядя в одну точку, чувствуя, как по щекам хрустальными льдинками скатываются слезы.

      Тоска. 

      Проходили дни, за ними тянулись недели. Только с родителями Эльза поддерживала общение, полностью закрывшись от всего мира. Сквозь ледяной хрусталь слёз она смотрела на меняющуюся природу. За весной пришло лето, растопив последний лёд, радуя глаз солнечными днями, прогоняя тоску и печаль всех…кроме неё. Дикая тоска разрывала её на части, заставляя страдать и бояться еще больше. Бояться саму себя.

Ничего не бойся…

      Как бы она хотела не бояться, но нет – с каждым днём сила все росла, распирая изнутри, стараясь вырваться наружу сквозь любую лазейку. Прорваться в этот мир. Но Эльза боялась. Боялась сделать только хуже. Страх затмил всё – она позабыла упражнения. Принцесса избрала путь льда – пыталась отрешиться от всех эмоций, не поддаваться чувствам. Тяжелые шторы закрыли окно, пряча окружающий мир, полный эмоций. Мягкий голубой полумрак теперь царил в покоях принцессы. Сестру она уже давно не видела и у нее получилось спрятать чувства к ней. Да, она любила её и скучала. Но Анна была в замке и была счастлива, что ещё нужно? 

      Через какое-то время у Эльзы получилось отрешиться от большинства эмоций. Остались только самые сильные - страх, боль и... любовь. Любовь к родителям, которых она видела достаточно часто, чтобы перебороть себя и не показывать пред ними свои эмоции. К родителям - и к Мелькору. Только теперь она осознала, что то время, пока он был с ней - было самое лучшее. Самые счастливые воспоминания были связаны именно с учителем. Первый сотворенный снеговик; первое катание на коньках... Ведь именно он научил её кататься, как только она овладела силами настолько, что смогла сотворить каток в большом зале. 

Как бы Эльза не старалась - эмоции вырывались наружу. Да и как могло быть иначе? Ведь она была всего лишь ребёнком, который боялся себя. Ребёнком, потерявшим полгода назад одного из самых дорогих сердцу людей...

      Боль.

      Боль давила на сердце, мешая здраво рассуждать. Летели месяцы, но лучше не становилось. Сила требовала выхода, пугая ещё больше, грозясь выплеснуться наружу при малейшем промахе. Комнаты были покрыты никогда не тающей коркой льда. Окна же были разрисованы морозными узорами даже в самый жаркий летний день. Все реже и реже Анна приходила к двери, надеясь на ответ. В глазах родителей все чаще читалась обречённость пополам с испугом.

      У тебя всё получится...

      И принцесса мечтала, бередя старые раны, вспоминала, как она играла когда-то с сестрой, как слушала тихие истории другого мира. В такие моменты комнату засыпало снежным покрывалом, но она не замечала этого, ибо стоило ей выйти из подобного транса, как снег исчезал, забирая с собой мягкий тёплый свет, отражающийся в снежинках, оставляя лишь холодные стены.

      Иногда ей казалось, что время остановило свой ход; иногда – что оно несется быстро, убийственно быстро, что дни проносятся безумным, однообразным калейдоскопом, затянутым изморозью. 

      Внешний мир оставался для Эльзы запретным: лишь из книг она могла узнавать о всех тех чудесах и ужасах, которые были обыденностью для живущих там людей, из книг – и со слов родителей, которые неохотно рассказывали ей о жизни вне замка, чтобы не травмировать еще больше дитя, лишенное детства.

      Детство же, тем временем, постепенно подходило к концу. Подходило словно бы быстрее, чем было нужно; возможно, оно окончилось уже тогда, когда Анна упала на замерзший пол, раненая вышедшей из-под контроля силой – или тогда, когда Мелькор исчез, показав, что ничто в этом мире не вечно, даже те, кто для тебя очень дорог.

      Все становилось только хуже. Перчатки уже не всегда помогали удержать холод в узде – тонкая атласная ткань не могла справиться с тем, что рвалось на свободу. Быть может, дело было отчасти в том, что и сама Эльза, запертая в своей золотой клетке, в глубине души так же страстно желала оказаться на свободе, вздохнуть полной грудью, ощутить всю прелесть нормальной жизни, о которой она читала в книгах, но которой не увидела сама? Из девочки принцесса постепенно становилась девушкой, сама того не понимая.