Зимний Старец

Зимний Старец

1.

Зимнее солнце висело над горизонтом. Алое и непривычно огромное, оно совершенно не окрашивало небо. Лишь ярким пятном выделялось на фоне бесконечной мерцающей белизны. Будто запутавшись в ветвях голого леса, казалось, совсем не двигалось. Потому что стоило начать движение, коснуться зенита, как уже пора обратно — прятаться, возвращая права длинной и холодной ночи.

      Рома любил зиму. Укутавшись в овечий полушубок, обмотавшись широким темно-коричневым кушаком, он весело ступал к лесу, щурясь на бледный зимний рассвет и улыбаясь. Ночью был мороз, который облепил ветки сверкающим инеем. Легкий, пушистый снежок блестел, едва отдавая розовым, а от белых деревьев стелились длинные голубые тени.
      Надо было нарубить дров, насобирать хвороста. И не только себе, но и Стефании. Как там она одна на опушке леса, в своей крошечной избе?

      С самого Покрова, когда первый снег укрыл мерзлую землю, Рома каждое утро являлся к дому девушки. И как только солнце выбиралось из ветвей зимнего леса, он оставлял на пороге охапку хвороста и удалялся, чтобы позже случайно столкнуться со Стефанией возле реки. Ему очень хотелось увидеть ее, ловко идущую, держащую на плече разрисованное коромысло.
      Она была хороша. Рома таких никогда не видел. Высокая, статная. Вороные косы змеями лежали на груди, достигая колен, глаза были голубыми, странного, ледяного цвета, черты лица — будто точеные, брови — соколиные, в разлет, а ресницы такие длинные, будто и не настоящие вовсе. Хороша… Так хороша, что аж сердце замирало.

      «Дракониха», так ее называли между собой сельчане. Она не обижалась. Она, кажется, вообще ни на что не обижалась. Жила себе, на самой окраине, никому лишний раз на глаза не показывалась, женихов всех отвадила, будто ей и не было никакого дела до собственной красоты! И его, Рому, в том году отвергла. Но Рома не обиделся, чувствовал, что у девушки непреклонное сердце, и что если не любит, то что ж ее, винить в этом? Он-то любил. И не мог перестать, да и не хотел.

      Стефания появилась четыре года назад. Пришла из леса, босиком, в одной льняной рубашке, совсем короткой — выше колен — верх неприличия! Простоволосая, растрепанная, заплаканная. Бабы, увидев девчонку, взяли ее за руки, отвели в избу, намотали платок на голову, кто-то отдал свой сарафан, покормили, пожалели. Девушка назвалась Стефанией, сказала, что в родной деревне ее хотели обесчестить, она и сбежала. А как сбежала, так и заблудилась. Говорила, что ей шестнадцать только исполнилось. Вот только не православная. Нехристь. А какой она тогда веры? Кто знает.

      Только ушлая старая Наталья, которую за глаза называли «ведьмой», разглядела у беглянки в густых волосах два маленьких отростка. Посмеялась, да и сказала: «Дракониха ты. И вера твоя драконья. И муж твой должен быть драконом. Уходи к своим, знаешь ты дорогу». Тут Стефания в ноги-то к бабке и кинулась, попросила оставить, обещала, что заменой Наталье станет, когда та помрет. На том и порешили.

      Тем же летом всем селом срубили избу на опушке, возле самого леса, а к осени померла Наталья. И тогда-то узнали, что Дракониха не просто красавица, она еще и лечит, и роды у людей и животных принимает, и гадать может.
      Бывает, принесет мать младенца, а дитя кричит и плачет, так, что кажется, сейчас помрет, так Стефания забирала его, ночь что-то с ним делала, а с утра возвращала матери, розовощекого и здорового.

      Бабы ей в пояс кланялись, мужики шапки ломали, помогали кто чем может. Да замуж ее выдать хотели, хоть и не православная она. Как девка, да одна? Мужик нужен, как сама по хозяйству справится? Но Стефания справлялась, не хотела она с кем-то жить, хорошо ей одной было. Вечерами, при лучине, сидела у окна, да пряла, напевала что-то, улыбалась сама себе. Никогда ее не видели обиженной или грустной, ни разу она никому зла не причинила.

      Но Рома не мог забыть красавицу. Хоть и понимал, что бесполезно ухаживать и уговаривать. Если отказала и веселому гармонисту Егору, и кузнецу Василию, который руками подковы гнул, и зажиточному Савве, то что говорить о нем? Рома не был силен, не был красив, да и богат тоже не был. Ниже Драконихи на полголовы, такой, как половина деревни, не отличишь от прочих. Зато мастеровой, трудолюбивый, да характер веселый. Что еще для семейной жизни нужно?

      Хотя Стефания и оставалась девкой, да замуж не собиралась, она никогда не выходила из избы без платка. Сплетничали, что из-за рожек, но Рома не верил, считал, что врут люди. Из какого-такого она драконьего рода? Слышал он про ящеров. Отец учил, что замешкаешься в лесу летом, и змей с крыльями с дерева слетит, да укусит. Так то детеныши больших ящеров. Неужели они вырастают в таких, как Стефания? Но разве о таком девушку спросишь?

      Шел четвертый год жизни Драконихи в селе. По местным меркам, старела дева, замуж давно пора было. А она так и напевала вечерами, да пряла. А еще, говорили, после захода солнца сидела за столом при лучине, да науку постигала. Ученая баба была. Только это, скорее, недостаток. Грамотная — значит, шибко умная, мужику перечить будет.
 

***

— Стефания! — отрочица Маруся подбежала к Драконихе, которая не спеша шла к проруби за водой.
— Чего тебе, доченька? — улыбнулась красавица, продолжая свой путь.
— Приворожи жениха!
— Ты же православная, нельзя вам ворожить, — Стефания звонко рассмеялась.
— Карачун сегодня, можно Зимнего Старца попросить! — Маруся поправила красный платок, сползающий на глаза и весело добавила: — И не говори, что нельзя. Знаю, можно! Только сама боюсь я.

      Дракониха замерла на мгновение, улыбка сползла с ее лица:
— Это кто ж тебе сказал, что можно жениха у Зимнего Старца просить?
— Он желания исполняет! Я от Натальи слыхала, что он не живой, не мертвый, все может, все знает!
      Девушка едва заметно нахмурилась.
— Зимний Старец — Дух леса, брат самой смерти. Ходит по селам в самую длинную ночь, заглядывает в окна, его длинная борода касается земли, сливается со снегом, а руки достигают самих колен. Дышит холодом. И если зайдет к кому, то или к великому счастью, или к великому горю.
— Так помоги! — не унималась Маруся.
— Не буду помогать тебе. Беду накликать можно, — ответила Дракониха и продолжила идти, но уже более задумчивая и серьезная. Разочарованная отрочица поплелась обратно, так и не получив желаемого.

— Красавица! Идешь как пишешь! — Рома, который, находясь неподалеку, подслушал весь разговор, не удержался и догнал Стефанию. Она как раз намеревалась спуститься к проруби.
— Спасибо за хворост, Рома, — мягко улыбнулась девушка. Она всегда так улыбалась, дружелюбно и ласково, жаль только, всем односельчанам одинаково.
— Позволь помочь тебе, я донесу воду.
— Не боишься, что девки зубоскалить будут? — красавица чуть наклонила голову и прищурилась.
— Девки все дуры, что мне они? — с этими словами Рома взял ведра и сам спустился к проруби, где зачерпнул воды. Он и сам знал, что в селе над ним посмеиваются, над любовью его не взаимной. И если Дракониха куда более видным парням отказала, то куда уж ему тягаться? Он и не надеялся, но ему нравилось помогать Стефании, нравилось приносить к порогу хворост. Одного ее взгляда и улыбки хватало, чтобы целый день чувствовать радость в сердце.

— Что ж, нравится выполнять бабью работу, пусть будет по-твоему, — девушка повернулась и медленно пошла обратно по узкой вытоптанной тропинке, а Рома — следом, с коромыслом на плече. Он знал, что его помощь не объяснить благодарностью. Ни разу он не обращался к Драконихе. Рома был одинок: мать и сестры угорели, когда он с отцом поехал на ярмарку. А потом от горя и отец умер, и остался парень один, сам по себе, взвалив на себя и хозяйство, и скотину. А потом появилась Стефания, через полгода. И Рома пропал.

— Боишься Зимнего Старца? — усмехнулся парень, догоняя красавицу.
— Не боятся его дураки. А умные про него и вопросов не задают, чтобы беды не накликать, — без тени улыбки произнесла Дракониха, продолжая идти по дорожке. Она, казалось, плыла, едва касаясь земли.
— Чем он страшен? — Рома не унимался. Он никогда не видел ничего, что могло бы быть чудесным. А хотелось.
— Задует печь, заморозит своим дыханием, а душу в лес заберет.
— Не заберет! Крест на мне!
— Не поможет тебе крест, если ты в Зимнего Старца веришь больше, чем в Иисуса! — Стефания смеялась в лицо Роме, на что тот недовольно пробурчал:
— Грамотная какая! И зачем бабам ум только!
— Грамотная, — Дракониха повернулась и вскинула черную бровь, — а ты — нет.
— Так кто ж меня научит? Это ты книжки читаешь, а я что? Работаю с утра до ночи, а учиться — в соседнее село, за двадцать верст. Да и то прогонят. Нет у меня денег, чтобы грамоте обучиться.

      До самой избы они шли молча. Наконец, когда девушка подошла к двери, то неожиданно остановилась и, кусая розовые губы, вдруг произнесла:
— Обучу я тебя грамоте, пока зима на дворе. Только смотри, Рома, твое дело сидеть и слушать, а не глупости всякие думать!
      Рома ушам своим не поверил. На его лице расползлась улыбка, но тут же погасла:
— Нельзя, Стефания, мне к тебе ходить. Будут люди на тебя коситься, что ты молодая, а к тебе парень ходит. Недоброе подумают!

— А ты честный. Что ж, тогда возьми с собой отрока, лет десяти. Будете вместе грамоту постигать.
— Добрая ты, Стефания. Скажи, откуда пришла? — Рома поставил ведра с водой на порог.
— Откуда пришла, там уже меня не найти. Ну, ступай, жду тебя завтра, как солнце над лесом встанет, — Дракониха взяла ведра и перенесла их к печке, после чего, на мгновение задумавшись, добавила: — И ночью из избы не выходи, Зимний Старец по селу бродить будет. Не кликай его, да в окно не выглядывай.