Зимняя кинопленка

Глава 1. Последний курс

2024 год

— Ксю, это уже не серьезно!

Я оборачиваюсь на Ульяну, вскидывая брови, а потом указываю на нее пальцем.

— Не я надела шапку, у которой в разные стороны торчат кошачьи ушки, — она бьет меня по руке, и я шиплю, прижимая ладонь к груди. — Ауч! Хватит бить меня! Это третий раз за сегодня.

— Ты заслужила.

Закатываю глаза, отворачиваюсь и иду дальше, надеясь затеряться между дальних кресел от назойливого разговора с Ульяной. И послал же Бог такое наказание!

— Поговори с ним. Ведете себя, как… — слышу, как Уля шуршит бумагами и папками, которые исписаны сценариями для детских новогодних елок и нарисованными декорациями, — как дети! Избегаете друг друга, надув губы, так и нас всех впутываете во все это.

— Кого это «нас»? — скидываю рюкзак с плеча и плюхаюсь в мягкое сидение на самом последнем ряду, закидывая ноги на спинку перед собой.

— Весь универ на ушах стоит. Все обсуждают, что сама крепкая парочка распалась, как One Direction десять лет назад.

— Вообще-то это было девять лет…

Получаю очередной удар, но в этот раз по ногам. Ульяна стоит надо мной, вцепившись в папки и злобно смотрит из-под края шапки, которая съехала ей на лоб.

— Слушай, если ты и дальше продолжишь колотить меня, я пойду снимать побои, — потираю ушибленное место, морщась от боли и восхищаясь, как в такой маленькой, низкорослой девушке умещается столько сил и агрессии. — Тебе не в студ.совет надо было идти, а записаться на борьбу.

— Ксю…

— Не, серьезно. Ты была бы хорошим каратистом, ну или боксером.

— Ксю!

— А сколько бы медалей принесла универу? А? Ты подумай над моими словами. Еще есть полгода до выпуска, чтобы показать себя с другой стороны.

— Боже! — она вскидывает голову, что-то бормоча себе под нос, а потом разворачивается, уходя к сцене, и бросает по пути: — Не хочу больше говорить с тобой, Велесова. Ты невыносимая заноза в заднице!

— И я тебя люблю, Красильникова! — кричу ей вслед, но получаю в ответ лишь вскинутый средний палец.

Ай-ай, как грубо! Хотя, кого я обманываю? Ее напускная обида намного лучше, чем очередные нравоучения по поводу моего поведения. Как хочу так и делаю, верно? Даже если это аукнется мне неприятным исходом.

Откидываюсь на потертую спинку сидения, спрятавшись в тени, и с грустью смотрю на пустующее место рядом. Сиденье, обитое красным шиниллом[1], слегка промялось под тяжелым весом и стерлось посередине. Подлокотники, изрисованные несмываемым маркером, напоминают о прошлом, которое резким уколом боли вонзается в сердце. Предательские слезы грусти и печали быстро наполняют глаза, и я остервенело стираю их, делая глубокий вдох. Ненавижу это чувство. Ненавижу быть беспомощной и трусихой. Особенно сейчас, когда приходится впервые за пять лет обучения прятаться ото всех, хотя это место в тени малого театра университета было моим спасением и маленьким островком счастья рядом самым близким для меня человеком.

Хватаюсь за фотоаппарат, чтобы сбежать от навязчивых мыслей и шума голосов, заполняющих зал, и начинаю пролистывать фотографии, крутя колесико. Завтра нужно сдать весь материал для газеты, и я помню, что сделала несколько смешных снимков для юмористической колонки, которую ведут наши физики-аналитики. До сих пор в шоке, что самобытные очкарики покорили все студенческие и преподавательские составы своими заумными и остроумными шутками. Теперь без их колонки не обходится ни один выпуск, что, кстати, идет на пользу университетской газете, которую еще два года назад почти никто в руки не брал. Сейчас же есть спрос, и, думаю, я этому рада больше всех.

Бросаю быстрый взгляд на сцену. Около микрофона чуть ли не по стойке смирно уже стоят Ульяна и ее помощник Созонов Костя. Они вместе просматривают материалы из папок Красильниковой и о чем-то тихо спорят, пока первые пять рядов занимают студенты из студенческого совета.

Сегодня на повестке проведение новогодних елок в детских домах, выступления перед администрацией города и подведение итогов нескольких месяцев долгой и упорной работы. Правда, что тут забыла я – загадка. Обычно на такие мероприятия я стараюсь не ходить, потому что моя задача оставаться в стороне и вести корреспонденцию, про которую можно узнать у Ульяны лично и не посещать никакие собрания. Но почему-то сегодня Уля заставила меня прийти в малый театр, наказав, чтобы я осталась до самого конца, а не сбежала, как всегда, в первые пять минут, отправив напоследок ей воздушный поцелуй.

Предновогодний месяц и так выдался трудным. Ежедневные сдачи курсовых, закрытие долгов и подготовка к зимней сессии высасывали из каждого студента последние капли сил, но Красильникова держалась наплаву, как бравый воин. Последние две недели она не смыкала глаз больше, чем на пару часов, готовясь ко всем праздникам, которые поставят жирную точку в уходящем 2024 году. Через каких-то полгода она сложит свои полномочия и выпустится вместе со мной, открыв двери во взрослую жизнь, где больше не будет собраний, коллективных посиделок, множества встреч с ректоратом и разборов полетов. И хоть Уля не показывает волнения, я знаю, что ее очень пугает будущее. Учась на специальности физико-химической инженерии, Ульяна наперевес профессии любила творческие задачи и находила любую возможность поучаствовать в жизни университета. В отличие от меня, Красильникова всегда знала, чего хотела. Быть председателем, управлять множеством людей по различным направлениям и не спать ночами, доделывая трехметровую стенгазету на полу нашей с ней комнаты в общежитии, было ее страстью. Вдобавок к этому научная деятельность, в которой она принимала постоянное участие, и желание быть во всем первой делали из Ульяны ту девушку, которой хотели быть все.