Ярослав стоял на автобусной остановке, переминаясь от холода с ноги на ногу. Поминутно шмыгая носом и поглядывая в сторону, откуда должен был приехать автобус, он уже сгорал от нетерпения оказаться там, куда он так спешил.
Его томительное ожидание прервал тихий рингтон, и Ярик нехотя высунул руку из кармана. Звонила его мать, и парень не сразу ответил, размышляя, стоит ли вообще это делать.
— Да, мам? — довольно упавшим голосом, которому он тщетно пытался придать нотку радости, спросил он.
На том конце раздавались пьяные весёлые голоса, и мать, заплетающимся языком резко завопила ему в самое ухо:
— Ты где… Ик… Ты где шляешься? За водкой бегом в магаз! Нам жрать не… Ик… Нечего! Сын называется! — она сменила интонацию на жалобно-тоскливую. — Я тебя вырастила-выкормила! И вот она… Сыновья. Ик… Благода…
— Мам, — устало перебил её монолог Купельский, потирая второй рукой переносицу. — Я давно уже съехал и живу в другом городе. Ты пьяна, отлежись и поговорим, когда ты протрезвеешь.
Он собрался уже было нажимать «отбой», но мать вдруг с подозрением спросила:
— А где это ты сейчас?
— На остановке, — недоумённо ответил Ярик. — Автобус жду.
— Аа, денежек-то на машинку нет! — ехидно завопила мать.
Из трубки раздалась целая какофония неприличных звуков, и Ярослав даже немного покраснел, чувствуя стыд и втягивая голову в плечи. Когда он был маленький, его всегда запирали в чулане, стоило дружкам родителей наклюкаться и начать оргию, и эти часы, проведённые взаперти были ещё слишком свежи в памяти.
— Мам, у меня замёрзла рука, я тебе потом перезвоню, ладно? — тихо сказал парень и, не дожидаясь ответа, сбросил звонок, суя руку с телефоном в тёплый карман.
Он не любил эти звонки, которые сыпались ему, как снег на голову стабильно раз в пару месяцев. Чаще звонила пьяная мать, но иногда — обычно на Новый год и его День рождение — звонил отец, деловой и занятой человек, бросивший семью из-за многочисленных измен и пьянства жены. Деньги он никогда в прежнюю семью не отсылал, потому что понимал, что Ярику всё равно не достанется ни копеечки, но про сына не забывал.
Купельский совсем поник, перебирая грустные голодные дни его детства. Только автобус вывел его из невесёлых мыслей, выплывая из падающего снега, точно сказочный поезд, везущий своих пассажиров в добрую сказку.
Для Ярослава всё было именно так. Он ехал на ежегодный Новогодний конкурс, который устраивала в их городке известная сеть кафе и ресторанов. Вот уже девять лет Ярик принимал в нём участие, но удача каждый раз отворачивалась от него.
— Двадцать семь рублей, молодой человек, — добродушно сказал ему водитель, пересчитывая протянутую мелочь. — Со вчерашнего дня проезд подорожал.
— Вот, держите, — парень нащупал в кармане ещё монетку и прошёл в самый конец автобуса, уютно устраиваясь на последнем сиденье у окна.
У Ярика было своё маленькое кафе — так, забегаловка в одном из малоизвестных кварталов — которое он очень любил. Он сам стоял на кассе, сам готовил нежную выпечку и варил чудный кофе, на котором на досуге совершенствовал своё умение молочных рисунков. Казалось бы, о чём ещё мечтать?
Однако мечта у Купельского было. Одна единственная, но сопровождающая его всю его сознательную жизнь. Та самая мечта, которая ведёт вперёд, которая не позволяет сдаваться и опускать руки, которая помогла ему вырваться из пьяного плена его матери и начать всё с чистого листа.
Ярик мечтал о маленькой кофейне на берегу Италии, о таком месте, которое станет для него настоящим домом. Он любил представлять, как встаёт рано утром с мягкой кровати и смотрит в окно, на море и чаек, а потом спускается по резной деревянной лестнице вниз и отпирает дверь кофейни, выходит на крыльцо и жадно вдыхает тёплый воздух.
Эта воображаемая кофейня являлась ему во снах почти каждую ночь, чудилась в утреннем кофе и в креме, который он готовит для круассанов.
Этот конкурс был десятым, юбилейным, и денежный приз победителю — «На развитие бизнеса»! — был утроен. Ярик не знал, какая будет тема в этом году: информация об этом тщательно скрывалась и объявлялась непосредственно перед первым туром.
Автобус въехал на центральную площадь города, и Купельский, уже ища глазами стойку регистрации, почти выкатился на улицу. Было людно, весело, посередине стояла большая праздничная ель, горевшая в утренней мгле яркими огоньками.
Откуда то играла пресловутая песня «Jingle Bells», слышался смех детей, и Ярик на какое-то время закружился в этой суматохе, куда-то пошёл, глазея по сторонам, пока поток людей не вывел его туда, куда ему и было нужно.
Он занял последнее место в небольшой очереди молчаливых и хмурых людей, мрачно поглядывающих друг на друга. Все они считали других заклятыми врагами и главными конкурентами. Бизнес, что поделать.
Купельский снова приуныл, чувствуя на себе колючие недобрые взгляды. Из года в год лица не менялись, но каждый год ненависть к нему росла. Он был бедным парнем из трущоб, и не единожды более состоятельные владельцы ресторанов пытались не допустить его до участия в конкурсе, не желаю «марать руки о грязного бедняка», но по правилась участвовать ему не запрещалось. Ярик стабильно занимал четвёртое или пятое место, и на год убирался к себе, поджидать новых подстав от завистливых конкурентов.
Когда очередь почти дошла до него, кто-то, дохнувший ему в затылок морозом, резко хлопнул его по спине.
— Здорово, Купельский! Что, как? Не теряешь надежду? — сзади весело рассмеялись.
— Вьюгин, — процедил Ярик, скрипя зубами и нехотя оборачиваясь. — Какая встреча.
Переносить злые взгляды остальных участников была куда как легче, чем притворно ласковые речи этого мажора, который постоянно портил всё, что делал Ярослав, подставляя при этом других.
— В этом году особенный приз! — как ни в чём ни бывало продолжал Дима. — Тройная сумма денег, ты можешь себе представить? Пять лет назад её всего удваивали, а в этом году прям расщедрились!