Змееносец. Легенда о летящем змее

XXXVII

Февраль 1188 года по трезмонскому летоисчислению, Ястребиная гора
Тишина взорвалась криком маркиза де Конфьяна, треском и хлопаньем десятков крыльев. Его Величество посмотрел туда, где должна была быть виселица, но увидел лишь груду бревен и ветвей. Среди них угадывалось яркое зеленое пятно. К нему бежал Серж, за маркизом устремился и Мишель. Возможно, Катрин еще можно спасти… Потому что даже мысль о том, что нельзя, была невыносима.
- Стоять! – несколько разбойников преградили ему дорогу, угрожая своими палицами.
Быстрый удар по лицу свалил одного из них. Его Величество выхватил его палицу и стал прокладывать себе дорогу дальше.
- Эй, оставьте его! – выкрикнул Шаню, оказавшийся рядом со своим кинжалом. – Представление окончено!
- А денег, как не было, так и нет, - рявкнул один из нападавших.
- Заткнись, Мусташ. Никуда Его Светлость не убежит, - он обернулся к пленнику. – Верно, Ваша Светлость?
- Верно! – отмахнулся Мишель, глядя как маркиз начинает разбирать завал из сучьев.
- Да ему и бежать-то некуда, – проворчал Мусташ, отступая в сторону, – горы кругом. Взбеленились все из-за девки.
Шаню подмигнул пленнику и вместе с ним помчался к предводителю.
Сук был отброшен в сторону, и маркиз бросился к жене, припадая лицом к ее груди. Она дышала! Едва заметно! Но она дышала! Отрывистыми движениями судорожно дрожавших рук он устроил ее голову у себя на коленях и принялся развязывать мешок на ее лице, молясь Господу о том, чтобы она ничего серьезного не повредила себе при падении и ударе. Хоть и невысоко, но кости переломать о бревна недолго.
Узел не поддавался. Петля была стянута туго. Он вынул кинжал из-за пояса и перерезал веревку, а после стащил с ее головы мешок. Перехватило дыхание, а сердце сжалось от боли.
- Катрин, - прошептал он, потянувшись ладонью к ее лицу, и тут же отдернул руку, словно бы не осмеливаясь прикоснуться. Лицо уже теперь было припухшим, под глазами от переносицы начинали расползаться темные багровые пятна – видимо, по носу пришелся удар ветки, смягченный мешком. Но тот же грубый мешок по всему лицу оставил пятна немного счесанной кожи, отчего теперь оно быстро опухало. Взгляд его скользнул ниже, к шее, где темной полоской остался след от петли.
- Катрин, - снова вырвалось сдавленным стоном.
- Да ничего смертельного! – объявил довольный собой Шаню. Кажется, хозяин не станет ругать его за спиленный сук.
- Жива? – спросил Мишель, наклоняясь к маркизу и рассматривая лицо Катрин. И нахмурился, снова вспомнив поездку в Монсальваж. Кому, как не ему, были понятны сейчас чувства Сержа.
- Жива, - хрипло выдохнул де Конфьян и вздрогнул. Король? Откуда здесь король? Пленник подземелья Ястребиной горы – король. И теперь воспоминания о произошедшем за несколько последних дней, будто вытесненные навалившимися на него прошлым и настоящим, перемешались со всем прочим, что называлось памятью. Но все это было неважным. Он смотрел на лицо жены и молился о том, чтобы она размежила веки, чтобы увидела его глаза – ведь этого довольно, чтобы понять, что… Чтобы понять что? Что муж сделался ее палачом?
Неожиданно она вздрогнула всем телом в его руках, и он крепче прижал ее.
- Катрин, - снова прошептал маркиз.
Первое, что увидела Катрин – лицо Сержа. Кажется, все это уже было. Но только смотрел он на нее напряженно и с беспокойством. Она всматривалась в его черты, родные, любимые, и верила, что с Якулом покончено. Ее муж, наконец, вернулся к ней. Взгляд Катрин упал на его виски, припорошенные белым. Она протянула руку, чтобы смахнуть дерзкие снежинки, и поняла, что они теперь останутся у него навсегда. Несчастный! Сколько бесконечных дней тьма держала его! Маркиза попыталась сказать, что сожалеет, и к своему ужасу не услышала ни звука. Снова раскрыла губы – и снова тишина. Катрин резко бросилась к мужу, чтобы обнять его, прижаться к нему, чтобы ее сердце сказало его сердцу, как сильно любит его, но резкая боль пронзила все ее тело, и она откинулась обратно, прикрыв глаза рукой.
Он ничего не мог более, кроме как припасть губами к ее руке, которой она закрыла лицо. И так и замереть над ней, желая слиться с нею навеки, но зная, что того, что он сделал, простить нельзя. Никогда. Как бы ни была сильна любовь. Самого себя он тоже никогда уже не простит. Он молча покачивал ее на руках и слушал, как бьется ее сердце. Этого было довольно. Большего быть не может.

- Опоздаем, - уныло сказала черепашка, глядя из своего угла, как королева Мари переворачивает вверх дном комнату Якула.
- Не опоздаем! – почти зарычала королева. – Я очень пунктуальна.
- Ты умудрилась опоздать даже на собственную свадьбу. Напомнить, сколько времени король прождал тебя в церкви?
- Это совсем другое! – прикрикнула Мари и тут же сердито откинула в сторону черепок битой посуды. – У маркиза странные понятия о чистоте.
- Так он теперь не маркиз. Он теперь Якул, - засмеялся Маглор Форжерон.
- Лучше бы вы, дядюшка, попытались расколдоваться – помогли бы мне искать ожерелье.
- Да сколько раз тебе объяснять, глупое создание, не могу я! Сто раз пробовал, ничего не получалось! Вот видишь? Видишь? – черепашка стала стучать лапкой по полу. И после очередного удара на месте черепашки появился старец с длинной бородой и в черном плаще вместо панциря. Старец посмотрел на свои руки и изумленно выдохнул: - Смотри-ка… и как это я так…
Мари, не обращая внимания на Великого магистра, стала грохотать шкатулками и сундучками, вываливая их содержимое на пол.
- Вот же! – воскликнула она и показала магистру золотистую голову змеи. – Давай, отправляй нас к Мишелю!
В следующее мгновение они уже стояли во дворе башни у разрушенного помоста. И изумленный магистр, глядя на открывшуюся им сцену, глубокомысленно изрек:
- Опоздали!
Отойдя в сторону от Сержа и Катрин, Его Величество не смотрел более на них. Он ничем не мог им помочь. Но хотя бы маркиза осталась жива. С остальным им придется справляться самим. Заметив Мари и принявшего человеческий облик Великого магистра, Мишель спешно подошел к ним. Ожерелье!
- Наконец-то! – выдохнул король и быстро поцеловал жену в щеку. Забрав у нее Змею, он зло произнес: - Где ты, проклятый Петрунель?
- Здесь я, здесь, - донеслось до них откуда-то из-за гор. И вдруг один из воронов приземлился на плащ короля. – Незачем так шуметь. Ну, порезвился! Ну, с кем не бывает! Думаете, так просто сидеть запертым в Безвременье? Так ведь исправил все – маркиза живая, память трубадуру вернул!
- Не лгите, магистр. Вы не резвились. Вы хотели другого! – гневно рыкнул Мишель.
- А что тут вообще делается-то, а? – раздался сердитый голос Мусташа. – Может, их всех в темницу, парни?
«Парни» радостно повынимали свои палицы и принялись галдеть.
- Ну невозможно работать в таких условиях. Драматизм теряется! – рассердился Великий магистр Маглор Форжерон и щелкнул пальцами. В то же мгновение разбойники замерли на своих местах. Остальные же переместились в Межвременье. – Мишель, лично мне неприятно разговаривать с лысой вороной!
- Это где я лысый? – огрызнулся ворон.
Мишель усмехнулся и, отмахнувшись от Петрунеля, посмотрел на Великого магистра.
- Что вы там предлагали с ним сделать? Раз уж в Безвременье ему скучно, и он ищет развлечений на свою лысую голову.
- Сперва надо решить, что делать с тобой, Мишель, - недовольно проворчал Великий магистр. – Ты понимаешь, что это никогда не закончится, покуда ты не примешь моего титула? Вас двое, - он кивнул на Петрунеля, - вы оба наделены волшебной силой. Но когда один из вас примет титул, второй силы лишится. Так было всегда, дабы не вызывать распрей в семье. Новые маги будут только в следующем поколении. Едва ли Петрунель женится, потому от недостойного семени в наших посевах мы избавимся.
Мишель удрученно вздохнул, посмотрел куда-то в неожиданно прояснившееся небо и недовольно буркнул:
- Черт с вами! Давайте ваш титул!
Великий магистр, приготовивший было еще полсотни аргументов, замер с открытым ртом, изумленно глядя на так быстро согласившегося короля. Потом вернул челюсть на место и радостно снял с пальца старинный перстень и сунул его в руки короля.
- Наделяю тебя силой, данной мне именем Великого Белинуса, и в подтверждение своих слов дарую тебе символ этой силы – перстень древнего кельта! Род Наве отныне единственный, наследующий титул, как было задумано нашим общим предком.
В то же мгновение ворон встрепенулся, захлопал крыльями, взметнулся в воздух и попытался вырвать из рук короля украшение, весьма ощутимо клюнув того в палец.
- Нет! – восклицал ворон. – Не позволю! Всех изведу!
За что получил не менее ощутимый щелчок по голове.
- Отправляйтесь-ка вы, магистр, на все четыре стороны! – пробормотал Мишель, надевая перстень на палец.
Мэтр Петрунель пискнул. Взвизгнул. Пробормотал:
- И все-таки я вас почти победил!
А в то же мгновение разлетелся на множество перьев, которые ветер понес далеко-далеко с гор по долинам.
- Вау, - выдохнула Мари и бросилась на шею короля.
Счастливо прижав ее к себе, Мишель пробормотал:
- Мне тоже понравилось. Теперь пора домой! Чтобы все сущее вернулось, наконец, в те места, которым принадлежит.
Она только успела моргнуть, как оказалась в детской. На полу, посреди пушистой шкуры, сидел юный принц Мишель и старательно жевал кусок пиццы. Сердце ее забилось чаще – они были дома. Дома! Наконец, дома!
И осознание того, что Фенелла – дом, заставило ее тихо заплакать, глядя на маленького принца, которого не видела несколько часов.
Его Величество поднял сына на руки и с удивлением посмотрел на то, что он жевал.
- А ничего более подходящего для ребенка, кроме этих блинов, в твоем времени не нашлось? – недовольно хмыкнул он.

 



Отредактировано: 18.10.2017