Змеиный медальон

Кн.1. Глава 15. Вода и огонь

Гзин Такар, секретарь господина градоначальника, был обескуражен и смущён. Вчера он без колебаний спустил с лестницы дерзкую актёрку, подружку арестованного кингана. Но воспитание не позволяло ему поступить так же со старой вдовой, дамой явно обеспеченной и из общества. Голова её на сгорбленных годами плечах сидела гордо, седые волосы были уложены в строгую башенку, взгляд под набрякшими веками лучился властностью. Иссохшую плоть облекал белый траурный атлас, затканный цветами и птицами, по подолу бежала жемчужная кайма. В перстнях на скрюченных пальцах сверкали крупные алмазы.

Вдова имела при себе бархатную сумочку и толстую чёрную трость с серебряным набалдашником, но опираться предпочитала на руку почтительного юноши в скромной тёмной одежде. Наверняка бедный родственник, охотник за наследством…

Как могла такая дама, при явных признаках высокого положения, оказаться матерью татуированного варвара, площадного фигляра, преступника и убийцы, у Гзина Такара не укладывалось в голове. Ум рождал самые невероятные предположения. Однако все расспросы, в высшей степени осторожные и учтивые, посетительница жёстко пресекла. Она намерена говорить только с господином градоначальником, и ни с кем больше. А если господин градоначальник занят, она подождёт здесь. Столько, сколько потребуется.

Гзин Такар не мог ей этого запретить. Но понимал, что господин градоначальник вряд ли обрадуется дополнительному осложнению и без того головоломной проблемы. Вот почему Гзин Такар был обескуражен и смущён. Молодой спутник вдовы, кажется, разделял его чувства. Он стоял с отсутствующим видом, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя, и время от времени с сомнением поглядывал на дверь. Похоже, он считал затею старшей родственницы неудачной. Но старики упрямы и глухи к голосу разума, это Гзин Такар знал по собственному деду.

За спиной секретаря тянулись ввысь три стрельчатых окна с прозрачными стёклами в нижней части, для удобства, и с витражами пяти цветов наверху — для красоты. В витражах плавилось солнце, комнату пронзали разноцветные лучи, омывая красками шпалеру на противоположной стене и скамью для посетителей. На дорогом вдовьем атласе играла радуга огней. Это было неподобающе, но красиво. Вдова морщилась, пересесть ей было некуда, разве что за стол на место секретаря…

Вдруг юноша вздрогнул, и лицо у него стало такое, будто он увидел ракена.

Распахнулась двустворчатая дверь, на пороге показались лиетиссен и господин градоначальник. Конечно, такого важного и, что скрывать, неприятного гостя господин градоначальник должен был проводить лично.

— Уверен, взаимоприемлемое решение будет найдено, — веско говорил он. — Но нам необходимо ещё раз всё обсудить, чтобы избежать нежелательных э-э-э…

— У меня мало времени, — бросил лиетиссен через плечо.

Каков наглец! Гзин Такар задохнулся от негодования. Этот выскочка обращался с главой городского самоуправления, как с нерадивым пажом. И даже не соизволил снять свою вызывающую шляпу — шляпу наёмника!

Гзин Такар был так возмущён, что не сразу заметил странное: юноша не отрываясь смотрел на лиетиссена, а лиетиссен смотрел на юношу.

— Это с ними вы собрались обсуждать наше дело? — вопросил слуга закона обличительным тоном. — Кто эта ряженая старуха?

Гзин Такар закатил глаза. Можно ли защищать правосудие, не зная элементарных приличий?

— Как ты смеешь, мерзавец! — вскричала вдова.

Юноша забыл о своих обязанностях, и почтенная дама, опершись на трость, поднялась сама. Если этой тростью она приголубит лиетиссена промеж глаз, Гзин Такар не станет возражать!

— Что здесь происходит, Такар?

Сердитый голос господина градоначальника хлестнул секретаря, как плеть нерасторопную кобылу — надо же, он и сам забылся! К счастью, ответ был наготове:

— Эта благородная дама приходится матушкой заключённому кингану и хочет говорить с вами о его судьбе.

— Что-о? — опешил господин градоначальник.

Юноша склонился к уху спутницы и что-то зашептал. А лиетиссен проявил вопиющую бесцеремонность. Подскочив к вдове в три стремительных шага, схватил её за плечо и приблизил своё лицо к её лицу.

— Да ты и впрямь стара, милочка. Лет двадцать уж на сцену не выходила, а? Решила вспомнить прежнее ремесло? Сколько тебе посулили?

— Оставьте её! — воскликнул молодой человек, покраснев от гнева.

Вдова стукнула тростью об пол. Она явно метила лиетиссену в стопу, но тот успел отдёрнуть ногу.

— Негодяй, что ты несёшь! — старческий голос набрал силу. — Ваше превосходительство, молю избавить меня от оскорблений этого хама. Позвольте поговорить с вами наедине!

Лиетиссен развернулся на каблуках:

— Мальчишка — комедиант. Я видел его на сцене. Старуха наверняка из той же братии. Уверен, они собираются предложить вам деньги, чтобы вы дали заключённому сбежать.

Вдова не смутилась.

— Да, этот мальчик — актёр. Он вызвался помочь немощной старой женщине…

— Прошу вас, сударыня, помолчите, — оборвал её господин градоначальник.

Он всмотрелся в лицо юноши, перевёл взгляд на старую даму, покосился на её сумку и поджал губы.

Гзин Такар был растерян; кому верить, он не знал. Зато знал своё дело, и ему не требовалось других указаний.

— Сударыня! Сударь… — произнёс он ледяным тоном, — прошу вас покинуть здание магистрата и впредь сюда не являться.