Знак обратной стороны

3/8

Вика с Романом устроились на открытой веранде. К вечеру немного потеплело, ветер стих, сменившись полным штилем. Стулья из искусственного ротанга, круглый столик на изящных ногах – как продолжение гостиной, откуда они и переместились. Из-за неплотно закрытой стеклянной двери наружу вырывались рассеянные звуки музыки. Художник и его гостья только что закончили рассматривать коллекцию пластинок Романа, и отправились подышать свежим воздухом. Шрапнель предпочел остаться в доме, устроившись на подоконнике за окошком. Казалось, кот присматривает за людьми своими полуприкрытыми глазами. И не только присматривает, но и подслушивает их разговоры: два треугольных уха были направлены в сторону хозяина. Возможно, Роман был прав, говоря, что животное понимает порой гораздо больше чем некоторые двуногие. А, может, Вике просто хотелось так думать: что кроме людей есть твари, обладающие не только умом, но и чистым, бесхитростным сердцем.

- И когда ты узнал, что станешь художником?

 За несколько часов пребывания здесь, Вике удалось перебороть свою природную робость и перейти на «ты». Впервые это вышло не натянуто, не официозно, а легко, самой собой. Просто смена одного местоимения на другое.

- Не узнал, - поправил ее мужчина. – Нельзя знать заранее такие вещи. Это только в передачах по телевиденью бросаются оборотами, вроде: «Он начал петь раньше, чем говорить» или «она с раннего детства чувствовала, в чем ее предназначение». На самом деле, мне просто нравилось рисовать. Всем малышам нравится портить бумагу.

Рисование – это один из самых простых способов самовыражения. Даже когда ты еще не умеешь читать, то можешь намалевать пару рожиц – рожицу «папа» и рожицу «мама», тем самым выразив свою любовь к ним. Для древних людей изображение буйволов и оленей носило мистический смысл. Они искренне считали, что тем самым способствуют хорошей охоте.

Потом функция перешла к заклинаниям и более сложным обрядам, то есть к словесному и письменному выражению желаний и стремлений. Ну, а в наше время такими заговорами являются разного рода тренинги. Если повторишь про себя несколько раз: «У меня все получиться», - а потом представишь себе конечный результат, то, согласно им, цель твоя будет достигнута.

- Так вот, о чем я… - Роман потер двумя пальцами переносицу. – Ах, да! Невозможно знать заранее, кем ты станешь. Можно быть уверенным лишь в том, к чему у тебя лежит душа, и какие ты имеешь способности в тех или иных сферах. Исходя из этого, и принимаются решения о выборе профессии. Хотя, и исключать некий счастливый случай нельзя. Я никогда не думал, что стану художником или строителем, или конструктором ракет. Честно говоря, мысли о будущем занятии, которое должно приносить хлеб, причем лучше, если не нем будет лежать кусок масла, начали посещать меня лишь к десятому классу. До этого было только смутное желание вырваться из бедности. Точнее, даже не так… Мне не хотелось жить, как мои родители, горбатиться на заводе по шестнадцать часов или возиться практически круглосуточно с чужими детьми, забросив при этом своих собственных сына и дочь. Это Алиса, она с четырнадцати лет бредила медициной, а я всегда был из категории тех, кто не строит никаких далеко идущих планов.  

- Тогда как ты начал все это? – Вика обвела рукой запущенный сад, захватив часть дома. Но Сандерс ее понял.

- Мне было шестнадцать. Хотелось развлекаться, а для этого, сама понимаешь, нужны были средства. На работу меня не брали. Точнее, я мог подработать в каком-нибудь «Макдональдсе» официантом или раздавать листовки на улицах, или мыть чужие машины. Но оплата была столь ничтожна, что не покрывала даже моральный ущерб от самой работы. Посему пришлось начать свое дело. Моего образования хватало, чтобы раз в неделю приезжать на проспект Тимирязева и несколько часов рисовать портреты.

- Знаю, знаю, - перебила женщина. – Несколько раз проходила по нему, видела.

- Ну, сейчас-то там яблоку негде упасть, вся площадка у памятника забита. А раньше конкуренции было значительно меньше. И вот, я приезжал, раскладывал свои карандаши и ждал, делая вид, что просто дорисовываю пейзаж. Кто-то подходил, интересовался, хвалил, как круто у меня получается. А потом либо уходил, либо предлагал набросать что-нибудь для него. Ясен пряник, я соглашался с напускной неохотой. Мне совали деньги, я брал. Несколько минут и пятьдесят-сто рублей оказывались в моем кармане.

- То есть ты не ставил рядом табличку с ценой на свои услуги, как современные рисовальщики?

- Знаешь, Вика… это трудно объяснить. Наверное, таким образом, я пытался сохранить нечто священное в своем занятии. Мой учитель говорил, что для настоящего важен ни сколько и не столько результат, как сам акт создания чего-то нового. Когда я спросил его однажды: «А как же Микеланджело, Вермеер, другие художники, скульпторы и архитекторы, делавшие свои шедевры на заказ, за деньги?» Он ответил: «Это не умоляло ценность их самовыражения» Согласен, возможно, и не умоляло, но я продолжал придерживаться иной точки зрения. Пытался отделить мухи от котлет, как говорится. Искусство само по себе, коммерция – отдельно.

- Не вышло, - по погрустневшему лицу Романа поняла Вика.

- Не вышло, - подтвердил тот. – Как это ни прискорбно, но мы – художники ничем, по сути, не отличаемся от инженеров или каких-нибудь… не знаю… швей. Все зависит не от профессии как таковой, а от навыков и таланта работника. Я знаю множество моих коллег, которые поставили некую идею на поток, и эксплуатируют ее десятилетиями, даже не меняя форму подачи. Однотипные картинки, написанные примерно в одной гамме. При этом их работы автоматически причисляются к категории искусства, тогда как двигатель для автомобиля – к продукту общественного потребления, хотя в него вложено гораздо больше того самого вдохновения, индивидуальности и новизны, о которых любят говорить обыватели.