Знак обратной стороны

1/10

Рис сварился, и я откинула его на сито, чтобы промыть. Все равно скомкался, зараза. Чтобы не делала, по какой бы методе не готовила, ничего путного у меня не получалось. Я промывала рис, замачивала его почти на час, старалась не ковырять ложкой во время варки, брала разные объемы воды и кастрюльки – крупа упрямо слипалась, раз за разом все больше доводя меня до отчаяния. Подцепила ложечкой несколько рисинок, сунула в рот. Хоть на вкус не так плохо, не пересоленый, не жесткий.

Мужу было плевать на мои мучения. Он любой гарнир заливал кетчупом или каким-нибудь покупным соусом, превращая тот в кашу. Я подобной мании Доброслава не понимала, но и слова поперек никогда не говорила. Пусть как хочет, так и ест. Главное, чтобы ел и хвалил. Второй муж моей матери, например, все заедает хлебом, а мой отец, если что-то жарит, так практически до горелого состояния. Уж больно нравится ему хрустящая корочка на курице или котлетах.

Из духовки повеяло печеной рыбой. Скоро вынимать. А пока я запустила соковыжималку. Машина была – зверь. Могла хоть из камня воду добыть, а уж из хрустящей ярко-оранжевой моркови и подавно. По рекомендации Алисы Григорьевны, я включила в рацион Славы свежевыжатые соки (но только не натощак), увеличила количество яиц и творога в неделю, и сама в стороне не осталась. На стакан сока понадобилось всего полморковки, носиком от которой я тут же полакомилась, не заметив за громким хрумканьем приближение мужа. И только когда его руки обхватили мою талию, обернулась:

- Скоро будет готово, подождешь?

- Я не хочу есть, - укладывая свою нечесаную голову мне на плечо, ответил Слава. – Пойдем лучше в спальню.

Я закрыла глаза и чуть сильнее, чем надо сжала остаток морковки, так что ногти в корнеплод впились. Началось. Чем дальше, тем менее предсказуемым становилось поведение мужа. Раньше он мог часами сидеть и смотреть в одну точку, дней через десять его апатия прошла, сменившись бурной деятельностью. За все пять лет нашего брака Слава столько не сделал по дому, сколько за те четыре дня. Он плохо спал, мало ел, перестал следить за собой. Теперь я едва могла добиться от него того, чтобы он утром умылся. У мужа отросла неприятная, неряшливая борода, волосы начали сваливаться в колтуны. На все мои просьбы и приказы, вроде: «Слава, когда ты будешь купаться? Уже больше недели прошло! Сходи!», - он отвечал ленивым:

- Потом схожу.

Мне приходилось бегать за ним, как за дитятком малым, чтобы загнать в ванную или отобрать пропахшую потом майку и выдать взамен нее чистую. Кроме пренебрежения гигиене, Слава принялся чудить и в других вещах. Обычно сдержанный в своих высказываниях, он теперь частенько принимался ругать политиков, бесталанных актеров, отвратительное качестве продуктов, в общем, все, что обыкновенно поносят последним словом старики за шестьдесят, хлопая по столу фишками домино. Да и некоторым нашим приятелям порой доставалось от Доброслава.

Зато ко мне последнее время он ластился по любому поводу и без оного. Все время пытался обнять или чмокнуть в щеку. С одной стороны Слава никогда не ограничивал свои проявления нежности, но с другой, он всегда умел понять, когда лезть ко мне не стоит. Так было раньше. Теперь же муж стал не просто чересчур любвеобилен, а просто одержим. Кажется, даже в первые месяцы нашего супружества у нас не было столько физической близости, сколько сейчас.

Поначалу мне это даже нравилось. Я не видела в этом ничего плохого, тем более, что с памятью у Доброслава не становилось хуже, как и с координацией движений. Да, порой он вдруг замирал на месте, словно стараясь припомнить, что хотел сделать или куда шел. Но то, что предрекал врач: повторяющиеся судороги, обмороки, тремор конечностей – ничего этого не было.

Но потом Слава стал похож на бешенного кота, который все время трется о ноги хозяев, но при этом к миске с водой не подходит. Позавчера, например, я проснулась среди ночи от того, что меня самым наглым образом раздевали.

- Что ты делаешь? – поддергивая пижамные штаны вверх, и сама подскакивая на кровати, рявкнула я.

- Лерик, ты такая красивая, - мечтательно протянул Слава. – Я просто не могу удержаться, какая ты красотка…

- Сейчас два часа ночи. Мне завтра на работу в полседьмого вставать. Угомонись, - попыталась я воззвать к его совести.

- Ничего страшного. Ну, Лерик, не будь такой жестокой. Иди сюда…

- Отстань, - натягивая одеяло едва ли не на голову, отвернулась я от Доброслава. – Я смертельно устала, дай поспать.

Больше муж меня не беспокоил. До утра. А едва я проснулась, началась та же история. И на этот раз пришлось уступить, хотя никакого возбуждения, или хотя бы вдохновения я совершенно не чувствовала. Это напоминало какой-то сериал про несчастных дев, которым приходится выполнять свои супружеские обязанности единственно с одной целью: чтобы родить наследника очередному графу, барону или королю. Я покосилась на Славу. Увы, он не был дворянином. Даже безродным, но богатым землевладельцем. Да и сейчас, поди, не шестнадцатый век.

- Я не спрашиваю, хочешь ты есть или нет. Ты обязан вовремя питаться. Сам же слышал, что последний раз сказала Алиса Григорьевна: соблюдения режима дня, как и полезные привычки не менее важны при лечении, чем таблетки.

- Ты моя самая полезная привычка и мое лекарство, - промурлыкал этот псих.

- Серьезно, Слава. Мой руки и садись за стол.

- Я тоже не шучу, - выпустил коготки супруг. – Пойдем в кровать. Или ты предпочитаешь сделать все здесь?

- Сделать? Здесь? – меня даже передернуло от этих слов. – Что это за пошлятина? Я не хочу ни здесь, ни в кровати. Понимаешь. Не хочу.

Схватив мужчину за руки, я кое-как вырвалась из его захвата. Слава недовольно сжал челюсти, так что желваки заходили, но все же присел на стул. Правда, вполоборота к столу, зло и обиженно глядя на то, как я достаю из духовки рыбу и раскладываю ее по тарелкам.