Золотой удар

***

г. Псков, март 1946…

— Вот же паразиты!!! Сволочи!!! Вы только гляньте, что устроили!

Этим утром местная дворничиха тётя Клава своими криками всполошила едва ли не весь район. Сегодня где-то в половине девятого она вышла из своей сторожки и, очутившись во дворе, вдруг заорала так, что до смерти перепугала сидящих на соседних карнизах голубей. Ошалевшие птицы тут же взлетели в небо и, покружившись немного над домами, упорхнули в неизвестном направлении. В окнах близлежащих домов стали появляться встревоженные лица. Кто-то из жителей даже вышел на балкон, чтобы поглядеть как облачённую в потёртую фуфайку, грязный фартук и серый шерстяной платок дородную дворничиху. Тётя Клава тем временем стояла посреди двора и сотрясала своей метлой, словно вышедший на арену Колизея бронзовоко́жий нумидиец-ретиарий[1] трезубцем. Обитатели окрестных домов, прекрасно знающие сварливый характер пожилой женщины, увидев её и поняв в чём дело, либо посмеивались, либо чертыхались, и спешили вернуться к своим насущным делам, тут же позабыв про орущую под их окнами неуёмную бабу. Добрая дюжина местных дворовых кошек поначалу тоже проявила к случившемуся не праздный интерес. Кошки выбежали из своих подвалов и нор и устремились к центру двора, очевидно с намерением под шумок чем-нибудь поживиться. Вскоре и кошки, как и прочие обитатели района, разбежались кто куда, так как тут же поняли, что причиной возникшего шума стали остатки ночной попойки, которую этой ночью кто-то устроил во дворе.

На детской площадке между песочницей и крытой деревянной беседкой валялись битые бутылки, пустые консервные банки и обрывки газет. На спинке одной из лавочек, стоявшей возле отдельно стоящего мухаморови́дного «грибка» кто-то ножом вырезал непотребное слово.

— Ироды!.. Мерзавцы!.. Скоты́!.. — продолжала голосить дворничиха и не особо спешила приступать к наведению порядка.

Ту́ша, который был одним из первых, кто услышал шум во дворе и подошёл к окну, тоже сразу понял, в чём дело. Хмыкнув, он закрыл форточку и продолжил прерванные сборы.

Подойдя к умывальнику, Туша посмотрел в зеркало, провёл пальцами сначала опухшую щёку, потом прикоснулся к кровавой корке на верхней губе и усмехнулся — ну и рожа. Да уж… Вчерашний бой в финале стал, пожалуй, самым трудным в его спортивной карьере.

Когда Туша насыпал на щётку белый порошок и стал чистить им зубы, он почувствовал лёгкий холодок, сплюнул и увидел, что в раковине красноватые пятна. Он прополоскал рот, ощупал рёбра и почувствовал ноющую боль: судя по всему — трещина. Перелом ребра, даже самая обычная трещина — это, вне всякого сомнения, проблема. Туша сдвинул брови, размышляя над тем, стоит ли говорить об этом Иванычу. Расскажешь и понесётся… Осмотр, обследование, диагноз и… Ведь если у него и впрямь что серьёзное, тренер вполне может не допустить его к участию в соревнованиях на первенстве города, а это уже не проблема — это трагедия!

Не буду ничего говорить! До свадьбы, как говорится, заживёт…

Вытерев лицо выцветшим махровым полотенцем, Туша надел штаны и куртку, сунул ноги в туфли и, прихватив сумку с формой, вышел из дома. Когда он вышел во двор, тётя Клава всё ещё продолжала ругаться, хотя уже не так громко. Туша ускорился и хотел пройти мимо, но не тут-то было.

— Эй… куда прёшь? — увидев проходящего мимо площадки парня, сварливая работница жилконторы снова повысила голос. — Постой!!! А ну постой! Я кому говорю? Ты у нас из какого дома? Что-то я тебя тут раньше не видела! Это часом не твои дружки у нас тут ночью гуляли?

— Я в четвёртом доме живу. Мы сюда недавно переехали, Так что дружков у меня здесь пока нет, — не останавливаясь, ответил Туша.

Дворничиху ответ видимо не устроил, и она бросилась наперерез семенящему вдоль дома парню и преградила дорогу. Туша остановился и посмотрел на часы, до начала утренней тренировки оставалось не больше часа. Была пятница, и автобус, идущий до Дворца физкультуры и спорта «Сокол», где с недавних пор тренировался Туша, в это время ходил редко, так что сегодня ему придётся идти пешком. Туша тихо выругался. Опаздывать сегодня на тренировку ему никак нельзя.

— Чего это ты там бормочешь? — продолжала наседать тётя Клава.

— Это я не вам! Можно я пойду? Я же уже сказал, что не имею к этому никакого отношения! И дружков никаких у меня тут нет…

— Чего ты мне тут зубы заговариваешь? Я видела, как ты на днях с Юркой из второго подъезда лясы точил, а этот мордатый ирод хуже чёрта! Он же со всей местной шпаной дружбу водит! Ты давай мне не ври, а отвечай, кто тут этот бедлам устроил?

Туша сглотнул и коснулся рукой щеки.

— Ваш мордатый мне вовсе не друг! Просто мы с ним…

Не дав парню договорить, тётя Клава зло процедила:

— Друг… не друг! Пусть даже так! Только меня не проведёшь! Я вашего брата насквозь вижу! По тебе же сразу видно, что ты тот ещё субчик! Вон и рожа у тебя разбита, значит хулиган и драчун!

— Моя рожа не ваше дело! — Туша стиснул зубы и, отстранив дворничиху рукой, пошагал своей дорогой.

— Ах, ты только глянь, каков наглец! Стой! Куда пошёл?

Не оборачиваясь, Туша ускорил шаг. Он завернул за угол, миновал соседний двор и вошёл в длинную тёмную арку, ведущую к пустырю. Тётя Клава продолжала что-то кричать ему, сотрясая своим импровизированным «трезубцем». Когда Туша миновал пол пролёта, его снова окликнули: