Золотые жёлуди

Глава Первая.

Подлинные чудеса не шумны.

И самые важные события очень просты.

Антуан де Сент-Экзюпери

1

28 июля 2006 года

Было раннее летнее утро. Лучи солнца пробивались сквозь листву и оседали на траве солнечными зайчиками. Тесс вышла из дома и с улыбкой оглядела двор. Зелёную лужайку с цветочными клумбами, кирпичные дорожки, ведущие к калитке и воротам. Потом её ясный взор зацепился за блестящий купол церквушки маленького городка в долине за лесом. Города почти не было видно, за исключением крыш нескольких самых высоких зданий. Большую часть построек закрывал густо покрытый лесом древний холм, на котором и располагалась ферма Тесс.

Легкий, почти незаметный ветерок чуть шевелил отливавшие золотом волосы женщины. Небрежно собрав их в хвост, Тесс спустилась по стёртым каменным ступенькам, прижимая к себе сбоку плетёную корзину, наполненную постиранным бельем, и пересекла лужайку. Женщина стала аккуратно развешивать на верёвке, натянутой между двумя большими дубами, добротные холщёвые простыни и кружевные скатерти.

Дубы были старые и раскидистые. Они и дали название ферме – «Два дуба». Их огромные стволы венчала мощная густая крона, а кора напоминала тёмные, изрезанные морщинами старческие руки. В детстве Тесс, играя с подружками, пыталась обхватить хоть один дуб, но даже впятером, взявшись за руки, им не удавалось этого сделать.

Конечно, в округе росли ещё дубы, но эти были самыми роскошными и могучими. В их кронах жили лесные птицы, а в одном из стволов меж веток образовалось большое дупло, и там, неизвестно с каких пор, поселилась сова. Тесс, привыкшая давать имена всему, что приходило в её жизнь, назвала её Руфь. Из-за того, что сова показывалась только ночью, соседки почти не виделись. Только когда Тесс допоздна засиживалась на переднем крыльце, перебирая травы, она видела, как Руфь вылетает на охоту за мышами-полёвками.

Женщина с наслаждением вдохнула запах свежевыстиранного белья. Как же она любила этот аромат! И в любое время года старалась сушить бельё только на улице. Зимой и осенью Тесс развешивала его под крышей старого дровяника на заднем дворе. В холода бельё становилось хрустким, затвердевало. И Тесс несла его досушиваться в дом. Тогда все комнаты наполнялись неповторимым запахом мороза. А летом ещё издалека были видны караваны её простыней, натянутых среди деревьев, которые, подобно флагам неведомого флота, развевались на ветру. Как же сладко было спать на выбеленном солнцем белье! От него веяло свежестью и покоем.

Покончив с бельём, Тесс понесла корзину на задний двор. Она не пошла вокруг дома, а поднялась на крыльцо. Скинула обувь, толкнула бедром тяжёлую дверь и вошла в коридор - широкий и светлый. На белых стенах были развешаны её картины. На полотнах разливались неведомые моря, цвели чудные деревья и летали сказочные птицы. Двери, ведущие из коридора в комнаты, практически всегда оставались открытыми. Те, что направо, вели в кухню и ванную; налево – в кабинет Тесс и большую гостиную.

Но Тесс направилась не в комнаты, а прямиком к огромным стеклянным дверям, выходящим на задний двор.

Приятно было идти по старому дубовому полу. Казалось, что он при каждом шаге целует пятки. Особенно сейчас, когда пол был нагрет солнечными лучами, проникавшими через стекла задних дверей и окон над ними. От оконных витражей стены покрылись цветными бликами.

Тесс открыла створку двери и перед тем как выйти, взглянула налево. Отсюда лестница вела наверх, к спальням, большинство из которых пустовали, и здесь же, между этажами, висела ажурная клетка с канарейками. Птичек было две - Моцарт и Музыка. Увидев Тесс, желтый Моцарт встрепенулся и залился трелью.

Задний двор встретил женщину тишиной. Возле ступенек рос старый куст голубых гортензий. Посреди двора была выложена площадка из древних плит. На ней разместился большой плоский камень, служивший когда-то жерновом на мельнице, а теперь заменявший стол. Чуть дальше находились сарай и аккуратный дровяник, обвитые плющом.

Весь двор был залит утренним светом, и именно сюда выходили окна спальни Тесс на втором этаже. Готовясь ко сну, она не задёргивала плотные шторы, потому что любила просыпаться оттого, что первые лучи щекотали ей кожу.

Поставив корзину, Тесс взяла поднос и ножницы и спустилась к каменной площадке. Прошлым вечером она вынесла сюда плетеный стул. Тесс сидела на нём до самых сумерек, слушая музыку и пристально вглядываясь вдаль. Последний год она поступала так всё чаще - ждала.

Ожидание – особенная вещь. Когда его нотка добавляется в жизнь, она, как особая пряность придаёт странный привкус всему, что делаешь. Ты ощущаешь его везде – в чашке чая, в неспешном разговоре, в прогулке. Прислушиваешься к ощущениям внутри: не почудилось ли? Нет, не почудилось. Всё та же кислинка ожидания со сладковатым послевкусием надежды.

Расположившись на площадке, Тесс обычно читала, рисовала или что-то готовила, время от времени с тревогой поглядывая на дорожку, бежавшую мимо дома и исчезавшую в гуще деревьев. Покрытая светлым песком, та просматривалась очень далеко. Отдельные её участки были видны даже на дальних холмах. По ней практически никогда никто не ездил и не ходил. Жители городка предпочитали дорогу, огибавшую весь массив холмов внизу, в долине. Она была короче, заасфальтирована и хорошо освещена.

Поставив поднос на стол, Тесс опёрлась на спинку стула и снова засмотрелась вдаль. Но вдруг от прикосновения к щиколотке травы очнулась. «Надо бы поспешить», - подумала она. Ведь, несмотря на выходной, планов было слишком много.