Зверь пробудился

Зверь пробудился

– Зверь пробудился! Зверь требует даров!

Янка стояла посреди комнаты с кусочками морковки в руках и трясла ими у себя над головой.

– Зверь пробудился! – снова завыла она. – Дары зверю!

Перевернувшись на бок, я оторвал голову от подушки и хрипло выдохнул:

– Что?!

– Морская свинка проснулась, – пояснила Янка. – Жрать просит. А ты чего занервничал?

– Ничего… – я откинулся на подушку. – Просто в детстве я убивал драконов.

Янка не поняла. Переспросила, изогнув бровь:

– Чего?

В детстве я убивал драконов.

*

И не только я, этим занимались все мальчишки и многие девчонки из тех, кого я знал. До сих пор я помню нашу игровую площадку, которую давным-давно построил один из местных мужиков, чтобы ребятня не шаталась без дела по лесополосам и заброшенному заводу неподалёку. Площадка была чудесной сама по себе, но любили мы её не за качели и карусели. В самом её центре, между небольшим замком, по которому детвора лазила вверх и вниз, качелями и песочницей стояла огромная деревянная фигура змея. Я жил в провинциальном городке, и во многих похожих мне довелось побывать уже во взрослой жизни, но никогда и нигде я не видел ничего подобного.

Змей был внушительного размера, целиком выточенный из какой-то коряги. В детстве он и вовсе казался исполином. Зелёная краска, хоть её и регулярно подновляли, трескалась на его боках и торчала ошмётками, как настоящая чешуя. Он был изображён выбирающимся из-под земли, так что лишь плечи, передние лапы и голова на короткой шее торчали наружу. Массивная клыкастая морда чудища была оскалена, но оскал этот напоминал скорее улыбку, да и вообще в его внешности проглядывало что-то неуловимо мультяшное, сказочное. Он словно заигрывал с нами, по-собачьи приподняв одну лапу над землёй. Казалось, вот-вот он стукнет длинными, но почему-то совершенно не страшными когтями по лёгкой чернозёмной пыли и завиляет невидимым хвостом.

Каждый летний вечер одна из девочек превращалась в принцессу и ложилась под приподнятую лапу чудовища. Мальчики становились рыцарями и оруженосцами, а те из девочек, которые не были похищены коварным противником – фрейлинами.

Потрясая и бряцая деревянным оружием, отважные драконоборцы шагали дружным строем, раз за разом атакуя ужасного монстра. Чудовище не сдавалось до последнего, изрыгало дым и пламя, размахивало когтистой лапой в воздухе и яростно клацало пастью. Принцесса горестно завывала, сетуя на судьбу. Рыцари нападали, отступали под натиском змея, но обрушивали свои мечи на врага снова и снова. Наконец, одному из мальчишек удавалось ловко проскользнуть под мордой дракона и, вложив последние силы в удар, полоснуть мечом по горлу монстра. Тот издыхал, принцессу извлекали из–под лапы и начинался бал. Рыцарям этот момент игры был не очень интересен, но пойти навстречу терпеливо дожидавшимся окончания битвы фрейлинам было необходимо, чтобы они не нажаловались родителям.

Так всё и продолжалось, неторопливо и размеренно. Накопив силы за день, вечером дракон похищал очередную принцессу, потом сражался с рыцарями и испускал дух. Затем суровые воины ещё некоторое время давили из себя хорошие манеры, ублажая придворных дам, давали особенно симпатичным девочкам перевязать жуткие раны, и расходились по домам, снова превращаясь в беззаботных щербатых мальчишек. Думаю, так всё было бы и сегодня, разве что на фоне дракона начали бы делать селфи. Но однажды летом, когда мне было лет восемь, в нашей компании появился новенький.

Поначалу на Артёмку никто даже не обратил внимания. Он был тихий и скромный, да и внешне ничем не выделялся: одет не хуже и не лучше других, лицо какое-то незапоминающееся, волосы самого обычного цвета. Как говорится, в любой толпе таких из ста сотня. Дружить с нами он не стремился, да и мы к нему не лезли. На площадку Артёмка приходил исключительно в сопровождении мамы или какой-то ещё женщины, которая, как мы выяснили позже, была его тётей. Отца у Артёмки не было, но и это в нашем посёлке чем-то необычным не являлось. Многие мальчишки развод даже непременным пунктом включали в свои фантазии о взрослой жизни.

Именно Артёмкина тётя и ввела его в нашу компанию. Поступила именно так, как поступают недальновидные взрослые, которые, кажется, сами никогда детьми не были. Она ухватила племянника за руку и, подойдя прямо к нам, сидящим недалеко от морды дракона, произнесла:

– Мальчишки, поиграйте с Артёмкой! Чего вы Артёмку к себе не берёте?

Мы, конечно, только пожали плечами в ответ. Ему разве кто запрещал? Если хочет – пусть играет, мог бы и сам подойти. Удовлетворённая нашим ответом, женщина развернулась и пошла в сторону дома, которых их семья сняла на лето, а мы, естественно, сразу же про Артёмку позабыли. Единственное, что поменялось с того дня – выходя на площадку, он не устраивался где-нибудь в тени дерева, а шёл к коробке песочницы и садился за нашими спинами. Молча высидев положенное время прогулки (до того момента, пока его тётя не заорёт из окна «Артё–о–омка», протяжно, как паровозный гудок), он поднимался и, не прощаясь, уходил.

Я не могу сказать, что мы были по-настоящему злыми детьми и нарочно его игнорировали. На самом деле он нас очень интересовал, но не как человек, а как что-то вроде музейного экспоната, осколка древней и загадочной цивилизации, лежащего под пыльным стеклом. Никто ведь не стремиться завести дружбу с проржавевшим насквозь скифским мечом? Но в его тайны, тем не менее, нам очень хотелось проникнуть, отвергая при этом саму мысль о том, что с этим мальчишкой можно просто-напросто заговорить. Сейчас мне кажется, что мы избегали этого разговора не только стремясь сохранить какую-то интригу в своей жизни, но и с долей брезгливости. Хотя, думаю, я проецирую свои нынешние эмоции на воспоминания, как это зачастую происходит с родственниками жертв маньяков. То самое предчувствие, о котором всегда говорят постфактум.

Бессчётное количество раз мы предпринимали разведывательные вылазки под окна Артёмкиного дома, благо те почти никогда не были закрыты из-за стоявшей жары, но все они заканчивались позорными неудачами. Тётка этого загадочного мальчишки, которую звали вполне подходящим ей именем Тамара, каким-то почти сверхъестественным образом замечала нас раньше, чем мы даже успевали обосноваться на позиции в их палисаднике. Высунувшись из окна по пояс, она грозила нам кулаком и вопила своим по–мужски низким голосом: