Звереныш

Звереныш

Марьяна Сурикова

Звереныш

- Веришь ли в чудо?

Правду скажи.

Или чудес в мире нет?

- Как же не верить,

Ведь каждое утро,

Вижу в окно я рассвет.

- Но чудеса – это нечто другое:

Магия, там, волшебство…

- Есть диво волшебней, чудо иное,

Любовью зовется оно.

Я впервые увидела ее снежным зимним днем. Маленькая фигурка пряталась за мусорными баками в подворотне, и лишь сквозь небольшую щель между ними блестели огромные испуганные глаза. Стоило мне сделать шаг, как девочка тут же подскочила на ноги и бросилась бежать. Малышка с проворством кошки вскарабкалась по старым ящикам и перемахнула через забор между зданиями, и ее невероятно худое маленькое тельце в лохмотьях мгновенно скрылось из виду.

Я прошла в узкий проем и поморщилась от неприятного запаха, царившего в этом море пищевых отбросов. В стене была небольшая дверь, и едва я приблизилась, как она распахнулась. Успев прыгнуть назад, я миновала участи быть облитой нечистотами, выплеснутыми из ведра прямо на улицу. Дверь захлопнулась, скрыв за собой ресторанную кухню, а я шагнула дальше, старательно обходя зловонную лужу на сером снегу.

-Эй, звереныш, – позвала я, надеясь, что девочка притаилась по ту сторону забора. – Не бойся, я тебя не обижу, возвращайся.

Ответа не последовало. Прождав несколько минут, я повернулась и пошла обратно. На широкой улице царило оживление. Сейчас, в конце рабочего дня, люди спешили за подарками. Всего неделя до самого долгожданного для многих праздника – Нового года.

Я ждала не праздника, а выходных. Наконец-то смогу нормально поспать, позабыть на время о многочисленных проектах, незаконченных чертежах и рисунках. Может, даже удастся выбраться за город и покататься на лыжах.

Закутавшись поплотнее в теплую шубу, пошла вдоль по улице, разглядывая витрины магазинов. Распродажи, распродажи! Подарки! Скидки! Одна сплошная утомительная реклама. Я неспешно шла вперед, пока одна вещь в витрине вдруг не приковала мой взгляд. Я остановилась, задумчиво рассматривая маленькую матерчатую куклу в зеленом сарафанчике, с вышитыми на смешном личике синими глазами и с рыжими кудряшками из пряжи. «Скидка 20% на весь товар», – гласила вывеска.

Спустя минут десять я вышла из магазина с объемным пакетом и направилась обратно к подворотне. Здесь по-прежнему было тихо и пусто, звереныш не вернулся. Но ведь придет все равно. Не зря прячется тут, рядом с рестораном. Наверное, отбросами питается. Я поставила пакет за мусорными баками, закрыв его от чужих глаз картонными коробками. Надеюсь, она скоро вернется – хоть оденется нормально, а то замерзнет ведь совсем в своих обносках. Теплое детское пальто, шапка и ботинки обошлись недешево, а вот куклу отдали в подарок. Хорошо все-таки, что у меня нет собственных детей: с ними никакой зарплаты не напасешься, да и забот не оберешься.

Может, стоит позвонить в органы опеки, рассказать, что девочка здесь прячется? Они тогда ее вернут обратно в тот детский дом, откуда она сбежала. Ведь в комнате точно теплее, чем на улице в декабре месяце.

Я вновь вернулась на широкий проспект и достала телефон. Пробила в интернете, какой детский дом есть у нас в городе, заодно по всплывшим в поисковике заголовкам ознакомилась с кучей информации о громком деле, связанном с директором этого самого детдома. Скопировав номер телефона, собралась нажать кнопку вызова, но отчего-то медлила. Снова открыла страницу и прочитала о том, какой разразился скандал, когда выяснилось, что новый директор, управлявший учреждением для беспризорных детей последние полгода, на поверку оказался настоящим садистом. Подробности читать не стала. О порядках, которые царят в детских домах в небольших провинциальных городках, я знала не понаслышке: сама там росла. Хотя у меня, в отличие от большинства детей, была мать. Ее лишили родительских прав, едва мне исполнилось четыре. Когда толстая противная тетка, заявившаяся к нам в дом вместе с высоких худым мужиком, отрывала мои руки от как всегда пьяной матери, я кричала так, что сорвала голос. Подобная сцена повторялась еще не раз, когда меня вновь и вновь забирали из старой грязной квартиры. Я сбегала с завидной регулярностью, но меня возвращали обратно и жестоко наказывали; и чем старше я становилась, тем более жестоким было наказание. Там же, в детском доме, у меня появился друг. Я помогла ему однажды, когда он стащил из кухни батон. Заметила в кустах за углом дома мальчишку, который жадно поедал хлеб, словно дикий, дорвавшийся до желанной добычи зверь. У него были светлые, серые глаза и мягкие каштановые волосы. Он выглядел настоящим ангелочком, но таким голодным, что мне вдруг стало его жалко. А потом, когда разъяренная повариха пыталась выяснить, кто своровал ее батон, я взяла вину на себя. К наказаниям было не привыкать, но с тех пор Илья повсюду ходил за мной по пятам и даже пытался защищать от старших мальчишек, а те били его всякий раз. Потом мой друг подрос и из хилого мальчишки превратился в крепкого подростка, и теперь уже мало кто связывался с набившим руку драчуном. Он продолжал защищать меня от далеко не невинных приставаний со стороны старших. Если бы не он, не знаю, что стало бы со мной сейчас. Я до сих пор выплачивала тот долг, каждый раз давая ему взаймы, когда Илья заявлялся под дверь крохотной квартиры и просил на бутылку, в сотый раз клянясь, что завяжет с выпивкой и что это в последний раз. Мне и винить его было сложно. Он сломался, как и многие из тех детей, что выросли рядом. Таких, как я, кто смог выжить в этом беспросветном мраке, было слишком мало. Но может, в том не моя заслуга, ведь в отличие от них я всегда знала, что меня забрали из дома, а не бросили одну в этом мире на произвол жестокой судьбы.