Звезда Гаада

Часть 2.5

     Застыв, в ужасе ждала, что теперь уже меня точно убьют или изнасилуют. Или наоборот: сначала изнасилуют, а потом убьют. Жутко, но хочется верить, что жить останусь после всего ненадолго. Но, блин, зачем я полезла ругаться с местным тираном?! Но теперь уже поздно. Тот случай, когда настолько поздно, что даже слишком поздно пинать тапком того, что додумался сказать «лучше поздно, чем никогда».

     Но Благ просто оторвал широкую полосу от моего подола и перевязал мне ногу. Правда, накладывая повязку, не преминул разок затянуть так туго, чтоб я вскрикнула от боли. Потом уже чуть ослабил и завязал полегче, чтобы от узла я не мучилась. Хранители убрали от меня руки.

     - Мы добрые, а потому я сначала ограничусь простым предупреждением, - серьёзно произнёс Благ. - Здесь я – Старейшина. Все мне подчиняются. Надеюсь, впредь ты станешь разумнее, Кария. А если нет… Что ж, то твой глупый выбор. Но я тебя предупреждал.

     Он поднялся и отошёл от меня. Улыбнувшись. Якобы дружелюбно. Ага, добрые белокрылые, верю. Сначала меня схватили, чтобы не вырвалась, почувствовала себя совсем беспомощной, потом ещё и мучили, грубо обращаясь с моей раной. И как только такого злыдня взяли в Старейшины хранителей, управляющих Светом?! Ведь Свет вроде создан, чтобы вдохновлять творить добро, чтобы лечить раненных и усталых, но никак не для того, чтобы кого-то мучить!

     Откуда-то вылез Тай и завопил, что так недолго и заражение получить. И вызвался сам лечить мою рану. Я попробовала вскочить, но голова закружилась, в голове зазвенело…

***

     Взметнулись тучи пыли на дороге южной страны. Песчинки взметнулись из-под ног бежавшего. Здесь было тихо. Не было деревьев на песчаных холмах. И некому петь было на них. Не росла трава – и некому было жужжать. Так, только ящерицы иногда проползали между песков и змеи.

     Гаад бежал, отчаянно, заплетаясь ногами в песке, падая, поднимаясь, снова срываясь на бег. Одежда, изодранная колючками. Слёзы на щеках. Спутанные волосы. Где-то по пути шнур сорвался из оскудевшей косы и остался где-то на песке.

     Он задыхался, выбился из сил. Чувства сплелись в тугой комок враждующих стихий. Телу не хватало сил, чтобы оправиться. Он бежал. Бежал…

     Здесь солнце жарило невыносимо, обжигая кожу, лишая измученное тело последних капель сил. Здесь его слёз не видел никто. Никто кроме огромного, чистого, светлого неба над песками. Какую бы гадость не подкидывала людям судьба, у неба оставалась возможность снова стать кристально чистым. Облака пройдут, а небо останется чистым. Вот только люди... их запятнанные души… люди уже не могли стать прежними.

     Наконец он упал в последний раз. Лицом в песок, раскалённый, пугающий. Сил хватало только чтобы сесть и, стоя на коленях, затравленно осмотреться. Увидеть небо, всё так же пугающе чистое, всё так же равнодушное к его судьбе и к судьбам других. Сил хватило только на то, чтобы отчаянно закричать. От раздиравшей изнутри боли.

     Столб Тьмы поднялся вокруг его тела, пронзил песок и землю и устремился к небесам. Небеса, как обычно, устояли. Им не было дела до него. Им не мешали людская Тьма и хаос разрушений, творившийся где-то внизу под ними.

     Высыхала земля на северном материке. В последнюю зиму не было снежного покрывала – и множество растений вымерзли на холоде, не выжили. А по весне засуха прошлась по територии нескольких стран. А летом выросло мало. Погибали от голода люди. Погибали от рук своих и чужих, мучимых голодом и обезумевших настолько, чтобы красть и убивать за еду. За куски скудной еды. Осенью не будет урожая на северном материке. Осенью снова люди будут умирать сотнями или тысячами. Зима ужасная будет. Зима принесёт в мир ещё больше безумия и жестокости через уставших измученных людей.

     У мира не стало Посланника Небес. Потому что его убили на вторую неделю после его прихода. И природу восстанавливать на северном материке стало некому. Хранители не справлялись: ни чернокрылые, ни белокрылые.

     Крик оборвался на середине. Гаад потерянно опустил голову, упёршись ладонями в раскалённый песок. Поникли его плечи. По щекам скатились последние одинокие слезинки. Сил не было. Воды в теле не было. Тело задыхалось от жажды и долгого бега. Тело сжигало беспощадное солнце, ослепительно сиявшее с равнодушных небес. Всё таких же невинно чистых. Их ни единое облачко не запятнало. Ни здесь, ни на гибнувшем материке. Небеса и, может сдаться, сам Страж Небес безучастно смотрели сверху, как гибнут люди, виновные в чём-то и невинные, как они озлобляются, как всё больше дурного творят. И так же равнодушно смотреть будут, когда люди начнут превращаться в зверей, в человекообразных чудовищ, которым будет наплевать, что жрать и убивать.

     Гаад замер потерянно, подставляя голову и тело уничтожающим солнечным лучам. Он хотел сгореть. Просто сгореть от боли внутренней и внешней. Так получилось, что одну страшную зиму и рождённых ею голодных безумных чудовищ он уже видел. Гаад знал, что, наверное, это снова будет. Снова повториться эта мгла из Тьмы над поселениями людей. Но люди не помнят. Людям легко. Они не живут столько. Но как быть тому, кто живёт сотню лет и, может, несколько ещё проживёт? Тому, кто бездну Тьмы уже видел. Нет, ему не хотелось жить ещё.