Звезда любви

Глава 12

Стоя навытяжку перед командиром полка, Павел вот уж четверть часа выслушивал обвинения от генерал-адъютанта Катенина в собственный адрес. Наконец, праведный гнев командира Преображенского полка иссяк, и, устало опустившись на стул, Александр Андреевич поднял глаза на своего офицера.

- Павел Николаевич, ей-Богу, вы меня безмерно огорчили своим поступком! Уж от вас-то я никак такого не ожидал!

- Виноват, ваше высокопревосходительство, - вытянулся Шеховской, - готов понести заслуженное наказание.

- Присядьте, - кивнул он на стул, - поговорим напоследок. – Приказ о вашем увольнении со службы готов, но я всё же хочу выслушать вас. Хотелось бы знать, что вы можете сказать в своё оправдание.

Услышав последние слова Катенина, Поль побледнел. Только не отставка, только не это! Он, который с отроческих лет грезил о военной службе, и вдруг окажется не у дел?!

- Александр Андреевич, - запинаясь, начал Шеховской. – Я готов понести любое наказание, но прошу вас… Только не отставка!

- Вы же понимаете, что я не могу оставить без внимания совершенный вами проступок.

- Так точно, ваше высокопревосходительство! - вновь вытянулся в струну Шеховской.

- Павел Николаевич, я к вам сейчас не как к подчинённому обращаюсь, но как к человеку, с которым, смею надеяться, меня связывают ещё и дружеские отношения. Поэтому оставьте этот тон! Вы не можете не знать, что нарушение приказов командования влечёт за собой наказание по всей строгости закона. Но прежде, чем выносить окончательное решение, мне хотелось бы понять мотивы вашего поступка.

- У меня были на то свои причины, - тихо ответил Павел.

- О чем вы думали, покидая столицу, несмотря на строжайший запрет? – повысил голос Катенин.

Шеховской сглотнул ком в горле. Лгать было нелегко, он ненавидел ложь в любом её проявлении, а уж лгать командиру, к которому никогда не питал ничего, кроме уважения, было тяжело вдвойне. Но с тех пор, как в его жизни появилась Жюли, ложь успела стать дурной привычкой.

– Если вы помните, меня взяли под стражу по ложному обвинению в убийстве актрисы Александринского театра Елены Леопольдовны Ла Фонтейн, - начал он. – Я действительно был у неё в тот вечер, но я не убийца! Надеюсь, вы верите мне, в противном случае все мои объяснения совершенно бесполезны.

- Я верю вам, Павел, Николаевич, - заверил Шеховского Катенин.

- Для меня по сей день остаётся загадкой, как в полиции узнали об этом визите. Я был там всего два раза, даже швейцар не знал моего имени, и, тем не менее, урядник совершенно точно знал о том, когда на следующее утро явился в дом моего отца. А после моего ареста истинного убийцу, как я понял, никто и не искал, - иначе с чего бы мне каждый день предлагали сознаться во всем чистосердечно? Только благодаря показаниям одной юной барышни, которая явилась в полицейское управление и призналась, что ночь убийства mademoiselle Ла Фонтейн я провел с ней, меня выпустили на свободу, однако репутация моей спасительницы, как вы понимаете, этим заявлением была окончательно погублена. Впрочем, она и до того не была безупречной. Барышня, спасаясь от нежеланного брака, без ведома родных сбежала в Петербург. Так вышло, что брат этой юной особы совершенно случайно встретил её, когда она возвращалась из полицейского управления, и, дабы прикрыть грех сестры, решил спешно выдать её замуж за своего соседа по имению, человека много старше её, не откладывая дела в долгий ящик. Когда мне стало известно об этих планах, я не мог оставаться в стороне после того, что она сделала для меня, не мог допустить этого венчания, да и барышня сия мне далеко не безразлична. 

- Что ж вы творите, голубь мой! - укоризненно покачал головой Катенин. – Сначала соблазнили девицу, потом умыкнули из-под венца. Это с ней вы обвенчаться собирались, когда рапорт подавали?

Павел вспыхнул.

- Так точно, ваше высокопревосходительство.

- И что же далее?

Шеховской отвёл глаза.

- Юлия Львовна нынче находится под моей защитой.

- Иными словами, согласна быть вашей любовницей, - заключил Катенин, тяжело вздыхая и поднимаясь со стула.

Отойдя к окну, он некоторое время стоял спиной к Шеховскому, постукивая пальцами по подоконнику и явно раздумывая над непростой ситуацией, а потом резко развернулся, видимо, приняв какое-то решение.

- С одной стороны, мне не трудно вас понять, Павел Николаевич - сам был молод и горяч, но, тем не менее, как командир, не могу закрыть глаза на ваше поведение, дабы другим офицерам полка неповадно было…

Катенин позвонил, и тотчас на пороге его кабинета явился дежурный офицер.

- Препроводите штабс-капитана Шеховского под арест, - обратился он к нему. – И подготовьте соответствующий приказ.

- Сколько суток аресту, ваше высокопревосходительство? - вытянулся перед ним дежурный.

- Двадцать пять, - бросил Катенин дежурному и повернулся к Шеховскому. – Двадцать пять суток, Павел Николаевич, и то только учитывая ваши боевые заслуги.  Ровно столько, сколько вы отсутствовали в полку. У вас будет время подумать обо всём.

Павел уже стоял на пороге, когда Александр Андреевич окликнул его.

- Павел Николаевич, ежели желаете, можете отписать, - кивнул он на стол с письменными принадлежностями, - я распоряжусь, чтобы ваши письма доставили сегодня же.

- Благодарю, - вернувшись к столу, Поль набросал несколько строк и, заклеив воском конверт, передал его Катенину. - Пусть доставят в дом князя Горчакова на Литейном. Михаил Алексеевич знает, кому передать.

При выходе из кабинета Катенина, князь отстегнул и передал дежурному офицеру именную саблю с золотым эфесом, полученную им из рук самого Государя за штурм аула Салты, где он был тяжело ранен. Следуя за своим провожатым, он не мог не думать о том, что Жюли остается почти на месяц одна. «Как же дурно всё вышло, однако», - нахмурился он. Его юная супруга останется одна в доме князя Горчакова, он всегда доверял Мишелю, как самому себе, всё же от него не укрылось отношение друга к его женитьбе. Михаил до самого последнего мгновения пытался его отговорить. И к Жюли он не питает особого расположения, да и она к нему относится весьма настороженно. «Ох, и не сладко Юленьке придется в эти дни, ох, и не сладко!» - вздохнул Шеховской.