Звезда любви

Глава 19

Лихорадка отступила, и Анна пришла в сознание, но была ещё слишком слаба, чтобы ехать в Закревское. Доктор Леманн, осмотрев её, сказал, что в его визитах нет более необходимости, а от довольно сильных головных болей оставил нянюшке Агате, ухаживающей за Анной настойку лауданума, которую та поставила в свой шкафчик, что-то бормоча себе под нос. По совету доктора граф Закревский решил задержаться в Александровском ещё на неделю, ожидая, когда здоровье его так нежданно обретённой «дочери» пойдёт на поправку.

А на улице вовсю бушевала весна. В пышном цветении распустилась в парке белоснежная черемуха, дурманя сладким ароматом. Оправившись от лихорадки, Анна впала в какое-то благостное забытьё: днем она была тиха и безмятежна, часами просиживала в кресле около окошка, греясь в лучах тёплого весеннего солнышка. Она часто раздумывала над тем, что сказал ей Василий Андреевич, и верила, и не верила ему. При слове «отец» губы сами собой складывались в улыбку, но тут же откуда-то приходило ощущение, что в последнее время отца в её жизни не было. Но, Господи, кому и зачем могло бы понадобиться выдавать себя за её отца и окружать такой непритворной заботой?! Она твердила про себя своё имя «Анна» - и чувствовала, что имя это и её, и не её одновременно.

Как же это было страшно - не помнить, не знать кто ты есть! Сидя около окна, Анна часто прикрывала глаза, тогда всем окружающим казалось, что она дремлет в тёплых солнечных лучах, но это спокойствие было обманчивым. Всё это время разум её метался, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь лазейку в том непроницаемом занавесе, что окутал её память. Она была уверена, что граф солгал ей о том, что произошло на самом деле. Случилось нечто страшное - настолько страшное, что он не пожелал говорить ей об этом. Ей казалось, что человек из её снов имеет самое непосредственное отношение к той тайне, которой стало для неё её же прошлое, и стоит ей только вспомнить, кто он, и всё сразу встанет на свои места. И она пыталась. Это было словно путешествие по длинному коридору, завешанному полупрозрачными кисейными занавесками: отодвигаешь одну, потом другую, третью, берёшься за следующую, и вдруг душа переворачивается от ужаса, будто за этой последней завесой её и ждёт то самое страшное открытие, и она каждый раз малодушно отступала, вновь отпуская одну завесу за другой. А потом виски сжимала нестерпимая боль, будто бы в наказание за то, что она пыталась проникнуть в тайну, и няня спешила к ней с лауданумом. Через некоторое время боль действительно утихала, девушка погружалась в дрёму, и каждый раз ей снились какие-то путаные сны, в которых она отчаянно цеплялась за руку человека, лица которого не видела, сознавая, что стоит ей отпустить эту руку, и она неминуемо упадёт в пропасть и убьётся. Анна с криком просыпалась, сердце колотилось где-то в горле. На её крик в спальню торопливо входила нянюшка со стаканом валериановой настойки, и только после этого Анна вновь засыпала, уже без сновидений, чтобы проснуться поутру с тяжёлой гудящей головой.

На предложение графа отправиться в Закревское Аннет не возражала. Она надеялась, что, возможно, в дороге она увидит хоть что-нибудь, что подтолкнёт её разум, и она вспомнит, кто она есть. Путь их лежал через Москву, где Василий Андреевич планировал остановиться, чтобы справить Анне новый гардероб. Она никак не могла понять, чем плохи были те платья, которыми до верху был набита гардеробная, примыкающая к её спальне в Александровском, но примерив одно из них, пришла к неутешительному выводу, что, видимо, за время болезни она сильно исхудала, потому как прелестное утреннее платье нежно-голубого цвета было ей ужасно велико. Можно, конечно, перешить, решила она, о чём и сказала батюшке, но он как-то странно переменился в лице, а потом улыбнулся:

- Негоже новую жизнь со старым барахлом начинать, - покачал он головой.

Анна не стала спорить с родителем и безропотно подчинилась его воле. Москва встретила их теплыми майскими деньками, бесконечной сутолокою, обилием новых лиц. Анне казалось, что она попала в какую-то сумасшедшую круговерть, но память её по-прежнему оставалась глуха. Только один раз, во время визита к модистке, возникло странное ощущение: будто она бывала здесь, но словно бы это была и не она. В памяти мелькнуло белое подвенечное платье дивной красоты, но она отогнала от себя это воспоминание, подсознательно чувствуя какую-то тревогу, словно с этим платьем было связано что-то очень и очень дурное. Может быть, она собиралась замуж, да не суждено было её надеждам сбыться, - думала она по дороге в гостиницу, но попытка вспомнить хоть что-нибудь вновь вызвала приступ сильнейшей мигрени.

Воротившись в гостиницу, Анна слегла. Няня тотчас задёрнула тяжёлые бархатные портьеры в комнате и накапала горькой настойки лаундаума, что посоветовал пить доктор при сильных головных болях. Сон не принёс облегчения. Поднявшись к ужину, Аннет едва смогла сделать несколько шагов до уборной, как её тотчас вывернуло прямо на пол, голова закружилась, и она без сил привалилась к стене, утирая выступившие на глазах слёзы. Умывшись с помощью горничной холодной водой, Анна вышла на балкон, но к перилам не подошла, испытывая почти панический ужас при виде кованой чугунной ограды. Прижавшись спиной к стене, она ждала, когда прислуга приберётся в спальне.

У графа были дела в Москве. В Закревском была собственная маслобойня и небольшой кожевенный заводик, которые, однако, приносили немалый доход владельцу имения. Будучи в Москве, граф, как и собирался, посетил тех купцов, с которыми уже имел торговые дела, подтвердил ранее заключенные договорённости и приобрёл новые деловые связи, чем был несказанно доволен. Он бы с удовольствием задержался ещё, но Анна в Москве чувствовала себя потерянной. Всё, чего ей хотелось – это тишина и покой, но в большом шумном городе об этом можно было только мечтать, и потому, как она ни старалась показать, что не возражает против подобной задержки, всё же от проницательных глаз Закревского ей не удалость скрыть своё нетерпение.