Звёзды над Парижем

Глава 8. О серьезных обещаниях, скелетах в шкафу и ссорах (Колетт и Антуан)

Побереги свою печаль — она нужна мне будет очень,
Когда утонут корабли и парус мой порвётся в клочья.
Побереги мою любовь — она научит не бояться,
Побереги мою ладонь — тебе её не раз касаться.

Побереги свои мечты. Иди вперёд — тебе так надо.
Я позади оставлю сны. Я не боюсь с тобой быть рядом.
Побереги свои слова — ты мне их скажешь на прощание.
Я так устала без тепла. Побереги — дай обещание.
(Е. Майер)

Колетт, чтобы хоть чем-то себя занять и отвлечься от мрачных мыслей, помогала Розенкранцу. Он сперва отказывался, но потом согласился, правда, с условием, что она не станет рассказывать об этом Эго. Колетт ответила согласием, понимая, как может отреагировать Антуан.

И всё-таки, понять до конца, что именно так злит его в Розенкранце, Колетт не смогла. Она помнила, как дворецкий рассказывал ей о том, что они с Эго дальние родственники. И, может быть, в этом было всё дело, но Тату неоднократно уже смогла убедиться, что Розенкранц — порядочный, и не имеет никаких претензий к имуществу Антуана или, — упаси боже, — к деньгам. Но может ли быть так, что Эго подозревает его в сговоре с тем же Клаусом? Нет, это уж точно бред. Ведь думать исключительно на то, что Розенкранц представляет угрозу, для Колетт было абсурдно.

Колетт хотелось поговорить об этом с Розенкранцем, но она понятливо прикусила язык, когда тот выразил явное неудобство от этих бесед. Зато — сам начал спрашивать её, о том, что она собирается делать, есть ли у неё четкий план на случай, если вдруг появится Сорель. Колетт смутилась ещё больше — что она должна была отвечать? Бахвалиться и фыркать, мол, ничего не случится? Или душу изливать? Она выбрала что-то среднее — ответила, что будет действовать по обстоятельствам.

На что Розенкранц лишь грустно улыбнулся:

— Вы на самом деле хотите знать, почему я остаюсь с мсье Эго, не смотря на всё, что приходится терпеть?

— Очевидно, что у вас есть причины, — сказала Колетт. Ей не хотелось, чтобы Розенкранц думал, будто она заставляет его выдавать какие-то тайны. — Вы имеете право не рассказывать…

— Да, одна точно есть, — кивнул Розенкранц. — Я давал обещание его матери. Ещё восемь лет назад. Мсье Эго ничего об этом не знает, конечно…

— Какое обещание? — нахмурилась Колетт. — Всю оставшуюся жизнь провести в роли золушки? Розенкранц, но ведь это… неправильно…

— Нет, я обещал ей, что… буду оставаться рядом с мсье Эго до тех пор, пока он не встретит своего человека. Того, который на самом деле сможет о нем позаботиться. Который полюбит его…

Колетт, поражённая таким фактом, качнула головой. И поудобнее перехватила полотенце, которым протирала хрустальные посудины. Розенкранц затеял грандиозную уборку. Он подавал ей вымытые салатницы, хлебницы, бокалы, — она протирала и ставила назад в старый сервант. Колетт отметила, что раритетные вещи есть в доме Эго. Пусть их и не так много. Но каждая из них сейчас была на вес золота.

— Не слишком ли… серьёзное обещание?

— Я тогда не задумался об этом, — Розенкранц усмехнулся. — Так бывает — ты просто говоришь то, что хотят от тебя слышать. Чтобы не расстраивать больного человека. Чтобы сделать всё, чтобы не винить потом себя…

— Вы были рядом с его матерью, когда она заболела?

— Мы общались время от времени.

— Она знала об отношениях…

— Хоть мсье Эго тщательнейшим образом скрывал свои отношения с Сорелем, его мать всё знала, — кивнул Розенкранц. — И кстати: Клаус — это лишь одна из причин их затянувшегося конфликта. Увы. Ещё одна — это как раз Жан Сорель.

Колетт только вздохнула — стоило ли говорить, что она подозревала, что всё так и было? Чем больше она думала об отношениях Эго с Сорелем, тем больше убеждалась — просто так ничего не бывает. Только не у таких, как Антуан Эго.

— Как его мать реагировала на Сореля? — всё же решилась спросить Колетт. Хотя и так знала ответ.

— Мадам Де-Ришаль, царство ей небесное, была женщиной вполне свободной от предрассудков, — сказал Розенкранц. — Она лишь хотела, чтоб её сын был счастлив. А уж с кем — с мужчиной или с женщиной, — не так и важно.

— То есть, его мать не верила в чувства Сореля к Антуану? — уточнила Колетт. — Раз они из-за него ссорились?

— Нет почему же — вполне верила, наверное, — пожал плечами Розенкранц. — Но её не устраивало другое…

— Она думала, что Антуан вцепился в Сореля в отместку ей за отношения с Клаусом?

— Да, сперва я тоже склонялся к этому… Но нет — она сама сказала, что всё не так.

— А как же тогда?

— Сорель, скорее всего, действительно любил мсье Эго, но был ветреным. Есть такой тип людей. Мда уж. Им постоянно нужно гореть, чтоб не впадать в хандру. Сорель — такой человек. Увлекающийся. Но, однако же, способный и на сильные чувства, только не умеющий себя контролировать. И поддающийся на чужие влияния…

Колетт не поверила своим ушам — она не думала даже, что Сорель, оказывается, частенько изменял Эго. И потом кто-то будет удивляться, что от него залетела какая-то там девка?! Похоже, что Байо не знал всей картины. Как и она.

— А Антуан, разве, не такой? Разве ему не нужно всё время гореть, чтобы…

— А вот мсье Эго горит лишь рядом с тем человеком, которого выбрал. И если вдруг так случается, что человек… исчезает, уходит, перегорает… то исчезает и запал мсье Эго. Он гаснет. Он хоть и пытается делать вид, что всё в норме, но… я-то знаю, как трудно это.