Звёзды над Парижем

Глава 16. О (не)детских неожиданностях (Колетт Тату)

— Розенкранц! — Колетт, выходя из комнаты, услышала оклик Эго. Его опять, судя по всему, раздраконили с утра. И виной всему были дети. — Я же просил — не пускать их на мою территорию!

— Мсье Эго — я пытаюсь…

Колетт стало жаль Розенкранца и стыдно за себя — она должна была встать пораньше и помочь. Но Антуан не разбудил её, видимо, решив, что выспаться — это большая роскошь по нынешним меркам загруженной современной жизни. Тату вышла в проход между лестницей и небольшим коридором, соединяющим гостиную со столовой. В конце этого коридора располагался кабинет Антуана.

— Лучше б ты не пытался, а делал!

— Да, мсье Эго… вот ваша папка…

— Так, стоп. А где моя ручка?

— Э-э-э… Так вот, молодой человек приватизировал… кажется…

Колетт поняла, что пора вмешаться.

— А молодому человеку не говорили, что нельзя без спроса брать чужие вещи? — голос Эго становился чётче по мере того, как Тату приближалась к распахнутым дверям его кабинета. Осталась пара шагов. — Розенкранц, сделай милость: уведи его отсюда. И верни мне мою ручку.

— Да, конечно, — Розенкранц произносил это слово всегда с такой подобострастной интонацией, что Колетт становилось страшно: чего так боится дворецкий, что запросто наступает на свою гордость и честь. Или он и сам уже настолько привык, что не видит очевидного. — Матиас, будь так добр, верни ручку…

— Я не Матиас, — послышался звонкий детский голосок. — Я — Бернард!

— Мне абсолютно неважно, — Антуан сверлил взглядом растерявшегося Розенкранца, когда Колетт вошла. — Предупреждаю: если кто-то из детей ещё раз пересечет порог моего кабинета…

— Да, я понял, — кивнул Розенкранц, потянувшись в сторону Бернарда, стоящего с ручкой в руке и листком бумаги. — Я всё улажу, мсье Эго. Сей момент. Можно мне?

Маленький Байо не захотел отдавать ручку. И более того — решил проверить на прочность нервы всех присутствующих. Громко хохоча, Бернард начал бегать по кабинету, надеясь, что его будут догонять. Конечно же, Розенкранц поддался, и вот уже Колетт наблюдала, как яростно пыхтит Эго, видя всю эту сцену.

— Беня! — Колетт удачно встала в проходе и успела поймать ребенка, пока тот не удрал. Она подхватила его на руки и заметила, как благодарно ей улыбается Розенкранц. — Ты чего с утра хулиганишь?

— Мадмуазель Тату, как вы вовремя!

— О, просто несказанно, — Антуан вздохнул и подошел ближе. — Тебе, Розенкранц, тоже пора бы научиться всё делать вовремя.

— Бень, отдай ручку, человек торопится. — Колетт отметила, что Антуан собрался куда-то. И стоял уже практически в верхней одежде. — Давай-давай.

Бернард замотал головой. Ещё бы — такая ручка не могла не понравиться — она вся была будто из переливающегося на солнце черного, как нефть, металла. Точнее — она и была не пластмассовой. С тончайшим слоем золотого напыления и выдвижным механизмом замены пишущих перьев. По одной этой ручке уже можно было много сказать о её владельце.

— Порисовать хочу. — Бернард цеплялся за плечи Колетт, не выпуская при этом из цепких пальчиков ручку.

— Порисовать? — Тату на мгновение встретилась глазами с Эго. Он явно не собирался задерживаться. Пришлось идти на хитрость. — Беня, видишь ли… в чем дело… эта ручка… она не для того, чтобы рисовать…

— А для чего? — мальчишка удивлённо заморгал, переключив все внимание на Колетт. А она предполагала, что он взялся за неё лишь потому, что другой альтернативы не нашел, — карандаши или фломастеры, — да и откуда у Эго это.

— Вот ты, когда вырастешь, кем хочешь стать?

Бернард вдруг задумался и смешно наморщил лоб, на который спадали завитки светлых, почти белых волос.

— Шоуменом!

— О, ничего себе, — присвистнула Колетт. — Так вот — когда ты станешь шоуменом, большим и известным, ты поймешь, что эти ручки для раздачи автографов. Рисовать ими неудобно.

— Да? — мальчик ещё раз повертел в руке, скорее, аксессуар, а не предмет бытовой канцелярии, и замолк, явно поражённый новым фактом, который ему сообщили.

— Угу, — кивнула со всей серьезностью Колетт. — Розенкранц найдет, чем порисовать. А эту ты отдай. Она для работы.

Бернард чуть поерзал на руках Тату. И, наконец, выпустил ручку из пальцев.

— Беня, что нужно сказать взрослым людям, если ты взял какую-то вещь без их на то разрешения?

— Извините, — пробубнил мальчонка, кусая губы.

Колетт поймала ручку в раскрытую ладонь и протянула Антуану, который, сердито фыркнув, качнул головой, и поспешил на выход.

— А почему он на Дракулу похож? — выдал вдруг Бернард, провожая взглядом Эго.

Колетт едва удержалась от того, чтоб не рассмеяться.

— Не ты один его с ним сравниваешь, — тихо заметил Розенкранц и сделал осторожный шаг по направлению к дверному проему, желая, очевидно, удостовериться, что Эго действительно ушел далеко и не слышит этого. — Кровь пьет так — всякий Дракула позавидует.

— А ты почему на пингвина похож? — снова спросил Бернард, безо всякого стеснения разглядывая теперь Розенкранца. Вот теперь Колетт засмеялась. — И ходишь также…

— Да, Розенкранц. — Эго вдруг вернулся. — А почему ты на пингвина у нас похож?

Розенкранц, явно обиженный, но не до предела, пробубнил что-то вроде «чертов дресс-код — стараешься выглядеть рентабельно, а все — зря», удалился, прихватив с собой маленького почемучку.