Золотая осень по-нашему, по-гусарски
В Москву пришло «бабье лето». Говорят, что самое красивое «бабье лето» – в Канаде, когда начинает пламенеть канадский клён. Я о канадском «индейском лете» тоже писала в «Спасаясь от гуронов», но сейчас речь о московском бабьем лете. И сейчас, по возможности, нельзя оставаться дома. Все – в сад! Но даже дома лежать на диване, когда на улице такое нежное, такое щемящее солнце – тоже хорошо. Но оставаясь дома или находясь на природе, все читаем мой отрывок из романа «Офисное кресло и вуду-жаба», конечно. Потому что, сейчас это – самое то.
****
На выходные из своего Замкадья приехал Цыган, лучший друг, прозванный так ещё девчонками в институте за чёрные кудри, брови с изломом и лихую удаль. Цыган пристально посмотрел на него с порога и сказал:
– Э, брат. Да ты совсем квелый…
– Худо мне, Мишка, – согласился Крылов.
– Тогда я, как твой лечащий врач, прописываю тебе курс чувственных удовольствий, – объявил Цыган.
Крылов неясно улыбнулся.
– И никаких мне, пожалуйста, эдаких улыбочек, – заявил Цыган. – Поедем кутить… По-нашему. По-гусарски…
– Я согласен, – ответил Крылов и, посмотрев на второй шлем, сиротливо лежащий на полке в прихожей, добавил: – Я тебе дам свою старую мотокуртку и наколенники.
Цыган кивнул и наставительно произнёс, поднимая указательный палец:
– Запомните, корнет… Иногда чёрная полоса в жизни становится полосой взлётной…
Они оделись и поехали на мотоцикле Крылова. На выходные Москву покинули дачники, убравшись с улиц огромной урчащей змеёй автомобильных пробок, и город зиял пустотой, прозрачен и светел. Старенький китайский байк под их тяжестью ехал медленно, натужно, и они могли вовсю наслаждаться полупустынным городом, который принадлежал сейчас только им.
По Москве разлеглась золотая осень. Казалось, что она раскинулась основательно и надолго и не уйдёт никогда, и никогда не исчезнет из города её высокое синее небо, и её щемящее тёплое солнце, и вовек не сойдёт эта блеклая жёлтая краска с принадлежащих ей деревьев.
Новинский бульвар сразу же окружил их каменной гостиничной и жилой громадой. Смоленская-Сенная площадь подавила напыщенной и важной высотой здания МИДа, но уже приближалась логическим завершением Большой Дорогомиловской улицы набережная Тараса Шевченко… Река-Москва сверкала тёмным, осыпавшимся серебром и множественным отражением урбанистически небоскрёбных шпилей. Мост Багратион изо всех своих сил старался удержать собой расходящиеся, уползающие в стороны речные берега… Бульвар Украинский дымился цветами, утренней свежестью и запахом дождя. Прямолинейный Кутузовский проспект с проёмом Триумфальной арки тёк широко, щедро и по-хозяйски снисходительно…
****
