• Литнет
• Литературные блоги
• О том, что стоит делать в последний день жизни

О том, что стоит делать в последний день жизни

Небольшой рассказ вашему вниманию

САМАЯ ЛУЧШАЯ СМЕРТЬ

Она стояла у окна с телефоном в руке: высокая и крепкая, в узком платье до колен, перехваченном кожаным ремешком на талии. Много раз подряд набирала она один и тот же номер, поднося аппарат к уху, хмурилась, напряженно вслушиваясь то в тишину и шуршание, то в бестолковые обрывки чужих разговоров, то в короткие гудки или механический голос робота на телефонной станции - все операторы мобильной связи были перегружены - дозвониться было невозможно.
 
С улицы доносились резкие автомобильные сигналы, крики, завывание сирен - гигантские пробки образовывались повсюду - она поглядела вниз - улица с высоты двадцатого этажа представлялась разноцветной мозаикой из автомобильных крыш, бегущих людей, полицейских касок и режущих глаз всплесков проблесковых маячков.
Она присела на подоконник, вытянув длинные сильные ноги в блестящих капроновых чулках и черных лакированных туфлях. Снова набрала номер - шуршание, гудок. Длинный. Впервые за последние полчаса. Еще один. Тоже длинный. Неужели получилось? Она боялась поверить, сердце ее радостно заколотилось. Третий длинный гудок и - наконец-то! - голос. Тот самый голос.

- Да. Грэм Симпсон слушает.

- Это Грета... - выдохнула она.

Опустевшая квартира хранила следы недавних спешных сборов. Вещи были вывалены из шкафов, ящиков и секретеров, грудами громоздились на столах, кровати, стульях. Девушка взволнованно ходила взад-вперед по комнате, изредка наступая на какую-нибудь забытую безделушку, а та с коротким жалобным хрустом трескалась под толстым квадратным каблуком.

- Откуда ты звонишь, малышка? - голос его потеплел, -  ты уже выехала за пределы Города?

- Нет, - ответила она твердо, - я не смогла бы сбежать, не простившись с тобой.-
Ее семья уехала утром. Она соврала, что потеряла и никак не может найти свой паспорт (без него не пускают в несгораемый спасательный бункер под землей) и под этим предлогом осталась одна в покинутой квартире.

- Малышка, - мягко сказал он, - но это же глупо. Я знаю, что для тебя забронировано место в бункере, и ты рискуешь туда опоздать. Ракетная атака может начаться в любую минуту.

Девушка остановилась посреди комнаты и с силой стиснула трубку.

- Симпсон, - сказала она грубо, - пусть лучше чертова ракета поцелует меня в лоб прямо сейчас, чем я проживу гребаную долгую и счастливую жизнь без тебя, ты понял? Сейчас не время прятаться от самих себя, и я знаю - ни одна женщина не может ошибиться сердцем, Симпсон, - мое место там, где ты.

- Уезжай, - сказал он.

- Ты не любишь меня?

- Нет.

- Не верю, - сказала Грета решительно, - а даже если и так, Симпсон, я все равно не уеду, просто из вредности, сгорю здесь, в своей квартире одна, а ты сгоришь один в своей квартире, или где там черт тебя мотает, в своем офисе, за несколько миль от меня, - в ее голосе появились саркастические нотки, - Если вам хочется провести последние полчаса вашей жизни в гордом одиночестве, которое вы так любите, мистер Симпсон, я не посмею вам мешать.

Она резко развернулась к окну, и свет обозначил мягким бликом крупную слезу на ее щеке.

- Ты максималистка, - сказал Симпсон, и Грета прямо-таки ощутила покровительственно-нежную улыбку в тени бархатистых тёмных усиков, она услышала ее отзвук в трубке, - но, кажется, ты права. Я сижу сейчас в шезлонге на крыше небоскреба в районе Роял-Платц, у меня есть бутылка хорошего вина, проигрыватель, и ящик дисков со старыми добрыми песнями...

Не помня себя от счастья, Грета выскочила из дома. Все улицы были запружены машинами и людьми, в панике бегущими прочь с сумками, тележками, пакетами, любимыми собачками и плачущими детьми. К станциям метро невозможно было приблизиться и на полмили - возле них бесформенной пестрой массой кишела толпа, у полицейских не хватало сил сдерживать ее, у них вырывали дубинки и оттесняли в сторону, проталкивались вперед, кто мог, им казалось, что там, в этих подземных каменных катакомбах, спасение, и им нужно любой ценой протиснуться туда, где их не достанет страшный жидкий стелящийся огонь... Кое-где на тротуарах лежали тела погибших, задавленных и затоптанных толпой, - леденящие душу вехи на пути, пройденном неуправляемым людским потоком. Грета бежала мимо, далеко огибая станции метро. На глаза ей попалась тучная ярко напомаженная женщина в цветастом сарафане, из последних сил волочащая по асфальту полотняный мешок со столовым серебром. "Вот уж что ей в первую очередь понадобится на том свете" - подумалось Грете спокойно - удивительно спокойно - и почти весело.

До Роял-Платц было не слишком далеко, около получаса скорым шагом, и она бежала бегом, налегке, без единой вещи, без паспорта - он так и остался лежать в перевернутой вверх дном квартире на столе - она сокращала путь, срезая углы по опустевшим дворам - все высыпали на оживленные магистрали - и среди затихших домов, отражающих помертвевшими стеклами мягкий свет осеннего солнца, далеко разносился одинокий стук каблуков.

- Симпсон, - сказала она.

Он обернулся. Неторопливо и грациозно. Еще никогда ей не удавалось застать этого мужчину врасплох. На нем был безупречный, как всегда, костюм и до блеска натертые остроносые туфли.

- Прости, - сказал он с небрежной улыбкой, - я не рассчитывал, что кто-то захочет составить мне компанию, поэтому шезлонг здесь только один...

- Ничего, я постою, - ответила девушка и отвернулась. Ветер бросил ей на лицо несколько волнистых золотисто-русых прядей. Они, скользя, обтекли ее жемчужно-розовые нежно-выпуклые губы, нос, лоб.

- Почему ты не захотел уехать, Симпсон? - строго спросила она.

- А зачем? Ты думаешь, это - спасение?

- Это - попытка.

- Один шанс из миллиона, - сказал Симпсон с легким смешком, - взгляни-ка, - он подошел к краю крыши и кивком подозвал Грету.

Далеко внизу пестрыми реками текла по улицам толпа, обезумевшая от страха и надежды.

- Ты уверена, что хочешь попробовать? И ради чего? Чтобы потом неизвестно сколько отсиживаться в металлическом бункере без единого лучика солнца и глотка свежего воздуха? Все вокруг на долгие месяцы накроет плотными облаками едкой радиоактивной пыли. Ты действительно хочешь спастись, Грета? Спастись затем, чтобы ютиться на матрасе на одном квадратном метре драгоценного пространства в убежище и получать из чужих рук с каждым днём сокращающуюся порцию продовольственного пайка? Не один год пройдет, прежде чем Земля снова сможет принять нас, накормить, взрастив на своем искалеченном теле полезные культуры. Она долго будет стоять безмолвная, мертвая, покрытая черной копотью, точно старая сковородка. А в бункере будет только желтый электрический свет и воздух из огромных кислородных баллонов. В самом лучшем случае. В худшем, Грета, и наиболее вероятном, к сожалению, мы с тобой просто туда не попадем. Нас раздавят в толпе или застрелят на входе в бункер другие преценденты на долгую и счастливую жизнь. Ты хочешь попытаться? Ради чего? Чтобы тоже умереть, но только когда-нибудь потом, от старости и болезней? Ведь это только отсрочка, Грета. И не самая приятная.

Она внимательно слушала, теребя наручные часы. Шелестя лопастями, точно огромная стрекоза, прямо над ними пролетел, взбив потоком потревоженного воздуха ее длинные волосы, армейский вертолет.

- Моя бабушка, - продолжал Симпсон, - умирала от рака крови, долго и невероятно мучительно, на самой последней стадии болезни она уже не вставала, повсюду у нее на коже открывались зловонные язвы, она гнила, Грета, заживо гнила, мухи роились над ее растерзанным обессиленным телом. А тут ты только успеешь увидеть яркий свет - как белый экран в огромном кинозале. И всё. Дверь к ангелам распахнута настежь, - он улыбнулся краешком тонких губ, - в эпицентре ядерного взрыва тебя испепелит за какую-нибудь сотую секунды, это гораздо быстрее, чем нервный импульс от любой точки тела достигнет мозга, то есть ты даже не успеешь понять, что тебя уже нет, и безусловно не почувствуешь боли. Это самая лучшая смерть. И я ее выбираю, пока у меня есть такая возможность.

Симсон подошел к краю крыши и плюнул вниз.

- Конечно, найдутся умники, которые скажут, что я преждевременно сдавшийся слабак, но мне есть чем возразить им. Посуди сама: ведь это же смешно, паниковать, мчаться куда-то сломя голову, барабанить в стальные двери бункера - "пустите меня, пустите, я весь такой замечательный и тоже хочу спастись"? Кто я такой? Будь я великим ученым, талантливым художником, музыкантом, еще каким-нибудь представителем интеллектуальной элиты или незаменимым специалистом - инженером, врачом, педагогом, - это было бы оправдано, ведь сохранять надо самое лучшее, мест в бункере не так много, всем не хватит, а я самый заурядный человек, посредственность так сказать, серый банковский клерк, кому и зачем я нужен в этом обновленном, очищенном огнем от всей скверны мире, почему из за моего обостренного чувства собственной важности должен погибнуть кто-то возможно более достойный, чем я? Те, кто выйдет из бункера на голую страшную землю, когда все закончиться, должны положить начало новому, более чистому и доброму миру, поэтому пусть это окажутся самые лучшие из живущих. Бункер - это Ковчег, Грета.

Симпсон подошел к проигрывателю и включил музыку. Ее протяжные ласковые звуки поплыли в мягком вечернем воздухе как волны, как невесомое газовое полотно.

- Смотри, - сказал Симпсон, - это будет самое красивое, что ты увидишь в своей жизни, никогда не понимал, почему люди так боятся смерти, ведь она может стать поистине захватывающим приключением... Смотри вперед, Грета.

Она подняла голову. На горизонте поднималось трепещущее зарево далеких пожаров. Ракеты уже обрушивались на соседние города. В персиковом закатном небе прямо над ними стайкой пуганых птиц носились военные самолеты. Но два человека - мужчина и женщина - продолжали недвижно стоять в нескольких шагах друг от друга, бесстрашно глядя в красное лицо смертоносной ядерной зари. Далеко внизу, на улицах Города по прежнему кишела толпа, но до двоих на крыше небоскреба не доносились ни пронзительный вой сирен, ни топот тысяч ног, ни отчаянные возгласы. Они застыли в торжественном молчании, повернув головы в одну сторону, оба молодые и красивые; тихая нежная музыка из колонки проигрывателя обволакивала их, обвивала шелковыми лентами; закат вызолотил их лица, обозначив каждую черточку, впечатав эти два лица в вечность, точно маски; ветер осторожно теребил пряди волос.

- Вот они, - тихо произнес Симпсон.

И тогда Грета, одним прыжком преодолев те несколько шагов, что разделяли их, прильнула к его груди, нетерпеливо и жадно, этим жестом окончательно посвящая себя ему, полагаясь на него всецело, и доверяя ему во всем, даже в смерти.

Оставляя за собой широкие огненно-дымные полосы в безоблачном небе, к Городу неуклонно приближались баллистические ракеты.