Первое предложение книги
У меня как-то сложился личный топ-5 самых любимых первых предложений книг, причём саму книгу и могу и не любить особо.
Это не список-рейтинг, это просто перечисление, порядок мог бы быть и другим. Переводы везде от официальных переводчиков.
1. MARLEY was dead: to begin with.
(Пер. Начать с того, что Марли был мертв).
Довольно банально начинать с первого предложения «Рождественской песни» Диккенса, но, серьёзно, это прекрасно. Прежде чем узнать что угодно из этого рассказа (повести?), мы узнаём, что некий Марли умер — что? Кто это? Почему это важно? И на силе этих вопросов дочитываем как минимум до появления самого Марли, а там уж не оторваться: духи, осознание, изменение героя… Желающие могут ещё попереживать из-за раздражающе слащавой истории больного сына сотрудника Скруджа, но я её не люблю.
2. Als Gregor Samsa eines Morgens aus unruhigen Träumen erwachte, fand er sich in seinem Bett zu einem ungeheueren Ungeziefer verwandelt.
(Пер.: Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в страшное насекомое).
Немецкий не знаю, за точность перевода отвечать не могу. Но опять же это довольно банально, но что поделать? Если Диккенс заходит со стороны, то Кафка в «Превращении» рубит сразу: Герой! Превратился! В Насекомое! И читатель сидит в изумлении, что ему с порога сообщают такую ценную информацию — и не читать дальше уже просто нельзя.
3. Call me Ishmael.
(Пер.: Зовите меня Измаилом).
Я, честно сказать, эту фразу сначала услышала, а потом прочитала: героиня фильма «Матильда» (по Роальду Далу) читает в финале «Моби Дика» Мелвилла — и начинает сначала. И мне это «зовите меня Измаилом» всегда казалось каким-то гипнотическим: сразу вспоминается и библейский Измаил, и его изгнание — и кажется, что и этот Измаил из чудовищно, как оказалось, толстой книжки тоже изгнанник. И то, что я угадала несколько важных мотивов книги по одной первой фразе — не зная ничего ни об авторе, ни о романе — многое говорит об удачности этой фразы.
4. Mr and Mrs Dursley, of number four, Privet Drive, were proud to say that they were perfectly normal, thank you very much.
(Пер.: Мистер и миссис Дурсль проживали в доме номер четыре по Тисовой улице и всегда с гордостью заявляли, что они, слава богу, абсолютно нормальные люди).
Было бы странно, если бы первое предложение «Гарри Поттера и философского камня» сюда не попало. Во-первых, в нём авторская ирония по поводу таких вот «совершенно, слава богу, нормальных» накрывает прямо с порога. И ведь в полной мере проблема нетерпимости к другим вылезет только со второго романа цикла, но тут уже есть тональность, в которой про эту нетерпимость будут говорить — безо всякого приятия. Ну и, конечно, как подумаешь, какое впереди у читателя и Гарри путешествие — от этих слов до «All was well», так просто дух захватывает.
5. It was the best of times, it was the worst of times, it was the age of wisdom, it was the age of foolishness, it was the epoch of belief, it was the epoch of incredulity, it was the season of Light, it was the season of Darkness, it was the spring of hope, it was the winter of despair, we had everything before us, we had nothing before us, we were all going direct to Heaven, we were all going direct the other way-in short, the period was so far like the present period, that some of its noisiest authorities insisted on its being received, for good or for evil, in the superlative degree of comparison only.
(Пер.: Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, — век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю, — словом, время это было очень похоже на нынешнее, и самые горластые его представители уже и тогда требовали, чтобы о нем — будь то в хорошем или в дурном смысле — говорили не иначе, как в превосходной степени).
Вот он, пример книги с прекрасным первым предложением, которую я при этом не слишком люблю. Кафку я тоже не слишком люблю, правда, но «Превращение» мне нравится, а «Повесть о двух городах» (да, Диккенс дважды пролез в мой топ-5, хотя он даже близко не любимый писатель!) не слишком. Это первое предложение я, как ни странно, тоже сначала услышала, а потом прочитала — в сериале «Юристы Бостона» Ширли читает вслух своему больному отцу этот роман (а узнала о самом романе, когда Спок подарил бумажное издание его на день рождения Кирку в «Гневе Хана» — американская культура для меня прямо двигатель прогресса). Конечно, я не могла пройти мимо книги с таким началом, но с самой книгой не задалось как-то. Но какая разница, если начало романа неизменно читается с замиранием сердца.
1 комментарий
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарий
ВойтиДа, с Марли отлично)
Еще очень люблю начало "Кентавра" Апдайка, причем со школы, когда еще совсем не могла оценить эту книгу и понять ее, как нужно, но начало привлекало все равно.
Ирина Кварталова, Марли для меня вне конкуренции просто))
Сейчас перечитала начало «Кентавра» — да, там очень необычно начинается. Я когда-то травмировалась о «Кролик, беги!» и не хотела даже слышать об Апдайке, но начало этого романа так увлекло, что я не заметила, как втянулась в чтение и очень прониклась им.
Удаление комментария
Вы действительно хотите удалить сообщение ?
Удалить ОтменаКомментарий будет удален безвозвратно.
Блокировка комментирования
Вы дейтсвительно хотите запретить возможность комментировать ?
Запретить Отмена