С днем защитника, Марина...

Автор: Дмитрий Манасыпов / Добавлено: 23.02.17, 10:34:42

Не помню даже ее звания. Вроде бы сержант, или старший сержант. Это не важно.
Невысокая, крепкая, форма шла... очень. Сейчас этого не понять. Сейчас по-другому. Армия немного иная. Тогда, в девяносто восьмом на ее упругие гладкие ноги смотрел и засматривался весь полк. Да и штаб дивизии.
Санчасть всегда манила двумя вещами: возможностью поспать и женщинами. Несомненно, женщины были не только там. Но в санчасти служили самые красивые. А Марина казалась просто греховным ангелом в юбке-хаки и белом халате.
Она восхищала и подавляла. Срочники смотрели на ее зад и боялись ее глаз. Прапора, старшины и сержанты-контрактники заглядывали в вырез халата и замирали, если она злилась. Офицеры порой говорили комплименты и старались подглядывать аккуратнее. То ли из-за характера, то ли из-за мужа. Муж, вроде бы. командовал всей связью дивизии.
Весной двухтысячного она приехала на нашу взводно-опорную точку, ВОП. Мы стояли у поворота на Ца-Ведено и тянулись тремя блок-постами до Беноя. Внизу, под дорогой, грохотала речка, а над ней стоял бывший лагерь детского отдыха завода точных механизмов города Гудермес. Под несколькими домиками добрые бородатые дяди сварили клетки и держали в них вовсе не животных. Но сейчас они пустовали.
"Камаз" привез еду, сигареты, немного новых сапог и Марину. С ее черным французским бульдогом. Марину, располневшую всего за год и похожую совершенно не на себя. От нее прежней остались горящие глаза, полные губы и характер. Характер стал еще яростнее. Марина поселилась в землянке командира и по ночам спокойно выходила пожурчать прямо в ход сообщения. Комбат вздыхал и закатывал глаза, облизываясь на ставший совсем большим зад.
Злость, копившаяся последние несколько месяцев, выливалась и на нее. На ее бульдога, на ее неожиданно выросшую задницу, на ее мужа, приехавшего как-то на пару дней. Она не смотрела на срочников, те не смотрели на нее, а нас, типа контрактников, горящие глаза считали не иначе, как за говно. Мы отвечали ей такой же любовью. А потом тульские десантники попали. На самом крайнем ВОПе.
БМП-шки почти скатились к дороге, рычали, плевались черными выхлопами и рвались вперед. Стальные старые корпуса, помнящие вроде как даже Герат, тряслись от ярости и желания боя. Эта ярость подкидывала вверх и заставляла крепче сжимать зубы. Но "бэшки" замерли, разом, не шевелясь.
Она бежала наперерез. Криво застегнутый китель, косынка на голове и без "броника". Крест-накрест - две сумки-укладки. Еще две - в руках. Что-то тащила в карманах и те смешно прыгали, плотно набитые. Лютый характер Марины покрыл нас трехэтажным матом и мы поняли, что виноваты и дураки, а она права и просто умница. Что она единственный медик на километры вокруг. А где воняет порохом, горящей резиной, паленым мясом и кровью, медик нужен всегда.
Не прячась, не суетясь, спокойно и ровно, Марина бинтовала, колола, и, вроде, даже затянула на ком-то жгут. На ВОП, вернувшись, привезла трех водил-десантников с легкими касательными. Отпаивала их чаем и все крутилась рядом, не уходя. Она отправилась спать только когда их забрала разведка тульского полка.
Я снова смог смотреть ей вслед только с добрыми пожеланиями.
С праздником, Марина. Не помню твоей фамилии и уже не помню твоего лица. Но этот праздник твой. С днем защитника, дорогая товарищ сержант.