Отзыв - "Двести тридцать два" Дмитрия Шатилова
Отзывы к таким книгам должны писать люди умные, способные вытащить на свет все аллюзии автора и составить вдумчивую и полную рецензию. Написать о сюжете, мире, композиции и героях. Но, полагаю, о них напишут и без меня. Я же попробую (хотя, я, как художник из этой книги вряд ли составлю точную карту) описать свои впечатления от книги Дмитрия Шатилова “Двести тридцать два”.
Потому что книга попала! В ней есть то, что я люблю в сказках, легендах и фэнтези: побег от реальности и искренность иллюзий, абсурдная обыденность, ирония, философия без мудрствования, красивый слог, игра слов и — герой. Безумный романтик, глупец, непрактичный рыцарь духа. Как в моих любимых книгах, от “Возвращения Дон Кихота” Честертона до “Ежика в тумане”. Я сравниваю с другими книгами не потому, что автор написал подражание (ничто, впрочем, не ново под луной), а потому что вижу нечто близкое по общему настроению. В конце концов, выбирая и вещи, и книги, мы любим идеи, которые в них находим.
В книге почти нет сюжета. Мы с самого начала знаем, чем все закончится. Он изложен в прологе, в сухой исторической справке, которую читает писательница, задумавшая разобраться с нелепым поступком Когорты Энтузиастов - которые пошли на смерть бессмысленно, опрометчиво, за проигравшую в Освободительной войне и преданную всеми сторону. В некой условной стране происходит смена эпох, государственный переворот, неотвратимый новый виток, несущий всеобщее благо и равнодушный к любому из людей.
И, пытается разобраться в парадоксах человеческого духа, писательница использует способ, которому страшно бы позавидовал брат-монах Тортона Уайлдера, который расследовал гибель пятерых на мосту Короля Людовика Святого. Леди Томлейя — мнемопат и проникает в чувства и мысли, оставленные в предметах. Все, что осталось от Аарвана Глефода — рука. С ним погибли и 232 романтика, нелепо, жалко и бессмысленно.
“Все они, даже те, кто, подобно Глефоду, принадлежал к потомственным воинам, были мечтателями, философами, салонными умниками и книжными червями — теми, кого новый мир науки, рациональности и прогресса клеймил болтунами, тунеядцами, чудаками и просто лишними людьми, не нужными прогрессивному человечеству”.
И писательница пытается понять, что могло подвигнуть их пойти на смерть, откуда эта опрометчивость, которая так легко дает никому ненужные клятвы.
“Двести тридцать два” читается легко, текст верный, в нем нет ничего лишнего. При этом поднимаются сложные вопросы о правдивости истории, человечности, войнах, отношениях с государством, обществом, личности. И, конечно, любви.
Это книга о парадоксе жизни. Сила в немощи. Величие в нелепости.
И кроме того, каждый найдет точки соприкосновения, образы, отсылки к литературе и истории. Даже образ шпионов, всезнающих, собирающих досье на все проступки и слабости, всесильных, но не могущих постичь тайны любви — несомненно, символичны.
И автору парадоксально ("Кажется, они называются диалектикой жизни, и это довольно красивое название для подобной дряни") удается сочетать пафос и изнанку жизни, абсурд и искренность, фантасмагорию и бытовуху, нереальность происходящего и правдивые поступки героев.
Мир “Двести тридцать два” фантастичен и при этом приземлен. В нем леди на ландо среди автокаров. Он — как винегрет, да простит автор мне это сравнение, времен и народов, в котором люди за сотни лет мало меняются: давятся в очереди за пайком, растаптывая насмерть слабых, и воспевают героев, которых сами же оплевали и забросали помоями. “Люди как люди”, как говорил один товарищ. Им не нравится, когда кто-то ведет слишкому уж правильно,они не прощают ни гордости, ни святости. Чувства толпы описаны очень достоверно и живо.
Очень красочный образ самой войны, разрушения, слепого и равнодушного ко всему орудия.
“Если признать, что каждый человек — отдельная Вселенная, уникальная и неповторимая, целый мир, чьи мысли и чувства существуют один-единственный раз, то данная винтовка в режиме беглого огня могла уничтожать до четырехсот пятидесяти таких вселенных в минуту, в то время, как батарея ее была рассчитана на шестнадцать часов непрерывной стрельбы”.
Вообще текст можно смело растаскивать на цитаты по вкусу.
На удивление, и герои, несмотря на откровенный абсурд поведения, трогательны и понятны. Во многом потому, что автор не отказывает им в слабости. Наоборот, он обнажает их души до предела. В маскарадных костюмах, перед смертью, они всё, что их суть. Когорта — собирательный образ, вобравший все эпохи и имена. И при этом каждый — своя собственная история. Все герои особенные — отец Глефода, воины Освободители и просто любящая жена. Они все настоящие, искренние, из плоти и крови.
Наверное, именно за это я люблю сказки и фэнтези (надеюсь, я не обижу автора этим соседством). История в принципе всегда приукрашена, легенды — фальшивы, сказки обманчивы, но они становятся истинными в тех, кто верит. Возможно как раз в сказке, которая позволяет стать выше, сильнее, мудрее — человек может стать настоящим.
Не буду больше растекаться мыслью по древу. Я думаю каждый увидит что-то по-своему. И многие мысли, которые вызывает эта книга, требуют, как и спальня младшего Глефорда, неприкосновенности и интимности. Буду ждать, когда книга выйдет в печать (а я уверена, что она выйдет).
И можно я спрошу автора? Просто из любопытства. А что выбрали для себя в музее два последних из списка, 232 и 233, участника Когорты?
12 комментариев
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарий
Войтиап блогу!
Подниму тему.
Абсурд в романе возведён в абсолют и в какой-то момент перестаёт быть абсурдом. И сюжет, действительно, не так важен, он не особо закрученный. Но при этом эмоциональная вовлечённость читателя велика.
Ап.
Замечу, кстати, что все герои книг писательницы чем-то похожи на ее отца, с которым явно связана отдельная трагическая история.
Процитирую:
Снова и снова переживая в голове эту сцену, Томлейя всякий раз испытывает волнение и странное чувство узнавания. Чувство это знакомо ей еще с первой книги – как если бы каждый ее герой, оставаясь собой, был в то же время и кем-то другим, забытым, но бесконечно дорогим и трогательным.
Пока идет работа над «Двести тридцать два», писательница нередко засыпает прямо за рабочим столом, уронив на рукопись усталую голову. Книги не оставляют ее и во сне: Зумм, скачущий на помощь королеве, одинокий Бжумбар в своем бревенчатом домике, Гураб Третий, отказавшийся от меча, и, наконец, Глефод, поднимающий голову под градом мусора, непобедимый воин в кафтане шута – все эти образы накладываются друг на друга, сливаются в один, и тогда из серой хмари забвения, из ледяного колодца памяти встает высокий седой человек, идущий против разъяренной толпы – высокий седой человек, держащий за руку остроносую девочку в глухом синем платье.
Во сне Томлейя плачет и кричит: «Папа!», а проснувшись – не помнит уже ничего. При свете дня ее мощный разум берет свое, и наяву он
!!!
Хех, одни и те же лица)
Но, думается, это нормально. В любом случае, мне очень приятно.
Интересный отзыв на глубокую и философскую книгу.
Кстати, насчет Уайлдера.
Один из источников вдохновения.
Ап.
Просто офигенная вещь!
Если что, Валентин Лавров - мой псевдоним.
А выбрал я, наверное, какой-нибудь бронзовый нагрудник, легионерскую юбку, короткий меч и потертый щит.
Хотя нет, мне больше нравятся большие щиты и копья.
Отличный отзыв, спасибо!
Но сюжет в романе все-таки есть:). Вынести концовку в начало - известный прием, и он не отменяет всего происходящего:).
Удаление комментария
Вы действительно хотите удалить сообщение ?
Удалить ОтменаКомментарий будет удален безвозвратно.
Блокировка комментирования
Вы дейтсвительно хотите запретить возможность комментировать ?
Запретить Отмена