Ольга Грушина, "Жизнь Суханова в сновидениях"
Несмотря на русское имя, вы не найдёте статьи об этой писательнице в русской версии Википедии. Зато найдёте в английской (Olga Grushin). Объяснение простое и непростое одновременно.
Родилась Ольга Грушина в Москве, но в 1989-ом в связи с учёбой переехала в Штаты, где в 1993-ом получила американский диплом — первой из российских граждан. По сей день Ольга Борисовна остаётся жительницей США и пишет (медленно, но тщательно, книга раз в пять лет) на английском языке. На нём же был написан и её дебютный роман, о котором пойдёт речь. Англоязычный роман о русских, оказавшийся настолько сильным даже в Америке, что был переведён и доставлен на родину автора, появившись в серии Эксмо «Интеллектуальный бестселлер».
Я прочёл многие из книг, входящих в эту серию, но не сказал бы, что все романы в ней оправдывают её название. Однако, «Жизнь Суханова в сновидениях» точно соответствует заявленной степени глубины.
Часто, прочтя хорошую книгу, в ответ на заданный кем-то вопрос «О чём?» начинаешь кривить лицо, мямлить и чувствовать себя неудобно. Вопрос кажется нелепым и даже невежественным, потому что в двух словах и даже двух абзацах трудно передать всю мощь и многогранность шедевра.
Однако, тут особый случай. Исключение. Потому что в романе Ольги Грушиной чётко, буквально с первых строк прослеживается красная нить повествования, она же идея и она же — центральный конфликт.
Это предательство художником самого себя, своего таланта.
Романы об этом — редчайшее, драгоценное явление в литературе. Именно нехватка таких произведений в сочетании с отчаянным положением многих современных авторов, пишущих серьёзную прозу, побудила меня написать собственный дебютный роман на эту тему. Потому что проблема встаёт всё острее — по мере того, как мельчают вкусы, как падает планка, как крепчает засилье пошлости и пустоты, как весь мир сонно махает рукой: «Отстань, я не хочу думать. Мне надоело. Дай поспать».
А ведь в самом деле: если никому не нужно — стоит ли надрываться?
И это один из главных вопросов, поставленных в романе.
Может ли быть роман о художнике интересен обывателю, мещанину? Можно поспорить, но моё, быть может, оптимистичное мнение таково, что в каждом человеке с рождения заложено творческое начало, склонность создавать, обновлять этот мир. Полное отсутствие этого у ребёнка — патология. Конечно, у каждого свои размах и уровень, но думаю, что творение мастера о творчестве способно тронуть любого хоть сколько-нибудь творческого человека. И неважно, какой это вид творчества и совпадает ли он с творчеством реципиента. Все искусства — суть одно, а все, кто его создаёт — духовные братья. Можно читать «Жажду жизни» или «Камень и боль», будучи писателем, и с прекрасным удивлением чувствовать родство душ с художником и скульптором соответственно. И то, что транслятором их терзаний и мук является писатель — совершенно неважно. Ибо написал он об этом, так как тоже чувствовал родство.
У многих людей с годами творческое начало атрофируется — засыхает и отваливается, будучи слишком слабым и не получив должного ухода. Но иногда этот дар бывает столь огромен, что погубить его просто так не получается. Несмотря на все препоны, он прорывается наружу, говорит с носителем, не даёт спать, молит о свободе. И тогда единственный путь, когда кажется, что этот дар неуместен — грубо предать его, развернуться спиной. А чтобы совесть не мучила — научиться не замечать, смотреть мимо, выбросить из головы, как поступил со своими галлюцинациями доктор Джон Нэш. Да, уверовать в то, что твой талант — всего лишь галлюцинация.
Но тут возникает важная нравственная дилемма: вправе ли человек хоронить свой талант или, может быть, даже гений? Не является ли это действие одним из самых тяжёлых преступлений?
Действие происходит в августе 1985-го года, в самом начале новой «оттепели», когда пресс советской идеологии уже начинает отступать, но никто ещё не знает, надолго ли это и можно ли этому доверять. Роман погружает нас в жизнь уже немолодого, 56-ти лет, «состоявшегося» человека — Анатолия Павловича Суханова, искусствоведа, редактора ведущего советского журнала «Искусство мира». Кажущееся поначалу обычным повествование скоро уносит нас в череду странных сновидческих картин. Бытие главного героя делится на два плана — настоящее и воспоминания, которые, всё более часто и причудливо смешиваясь, порождают третий план — мистический, напоминая нам произведения Гоголя и Булгакова. Течение нормальной жизни нарушается, герой теряет связь с временем и реальностью и не может понять, почему это с ним происходит. Буквально за неделю его благополучное, уютное существование обращается в руины: дочь оказывается любовницей женатого мужчины, сын — холодным карьеристом, жена, с которой они счастливо прожили в браке двадцать лет, его практически бросает, а ко всему прочему он ещё и лишается места в редакции. И если самого Суханова все эти перемены и несообразности приводят в ужас, все прочие воспринимают их как само собой разумеющееся.
В отличие от Суханова, читатель едва ли не с самого начала понимает, что причина всей происходящей чертовщины — разлад героя с самим собой. Это особенно подчёркнуто тем, что при погружении в план воспоминаний повествование от третьего лица меняется на первое. Суханов — человек, предавший свои убеждения. Будучи в молодости подающим большие надежды оригинальным художником, он струсил, поддался — под напором государства, нищеты и отсутствия веры в собственный талант. Приняв предложение тестя, он заступил на должность, где каждый божий день призван громить и клеймить то, что так любил раньше — запрещённое, западное, «упадническое» искусство. И прежде всего свою самую большую любовь — сюрреализм, который в конце концов заявляется ему в дом в виде дальнего родственника по фамилии Далевич (ну вы поняли, кто тут зашифрован). Мягкий, обходительный родственник поначалу воспринимается Сухановым как мошенник, стремящийся занять его должность, но когда в итоге Далевич показывает Суханову его собственные рисунки, дарованные Далевичу так давно, что Суханов и позабыл, мы вдруг со всей ясностью сознаём, что происходящее не было чертовщиной, что искусство — это добрый ангел, который не мстит. Покорный, но настойчивый ангел, который, горько плача, всего лишь хочет напомнить о себе заблудшему творцу.
Все персонажи этого романа, даже второстепенные, тесно связаны между собой, словно живут на «улице в три дома». Полярными персонажами и одновременно отражениями личности главного героя являются два человека. Один из них — Лев Белкин, друг молодости Суханова, который, в отличие от него, живопись не бросил, упрямо переждал все эти годы и добился собственной выставки, но, однако, так и не достиг мастерства, потому как благодатью, подобно Суханову, не осенён. Другой полюс — тесть Суханова, Пётр Малинин, законодатель советской живописи, посредственность, добившаяся успеха путём неукоснительного следования канонам, устанавливаемым властью. У каждого из этих людей своя правда — правда жизни и правда искусства. И между двумя этими правдами колеблется Суханов на протяжении всего романа.
Почти в финале Белкин и Суханов встречаются и после долгого разговора приходят к выводу, что проиграли оба. Они оба состарились, не добившись того, о чём мечтали. Но при этом каждый сожалеет, что не выбрал путь другого.
Финал же романа неожиданно светел и может показаться нелепым. Суханов снова берётся за кисть. Как? В 56 лет, потратив так много времени на отрицание своего бога, уничтожение своего храма? В попытке догнать давно ушедшую эпоху? Зачем? Кому это будет нужно?
Быть может, и правда никому. Но если 80-летний художник вкалывает день и ночь у себя в деревне, а за новыми веяниями едет в Москву, посмотреть работы молодых — может быть, не стоит зарекаться. Старость — она всё-таки мудра.
Восьмидесятые годы миновали, СССР почил в небытие, а вместе с ним канула в Лету и его цензура, и соцреализм. Но становится ли от этого роман Ольги Грушиной менее актуальным?
Да, книга без сомнения запоздала. Появись она в то время, которое описывает, эффект на аудиторию был бы намного сильнее.
Но основной посыл романа вечен.
Если формат велит вам писать примитивную, шаблонную прозу под непритязательный вкус, но вы чувствуете в себе силу, способную сотворить шедевр — что вы предпочтёте?
Выбрав первый путь, вы вполне сможете заработать много денег на своих произведениях. Вы устроите быт. Вы даже обрадуете миллионы людей. Но сможете ли вы спать с чистой совестью?
Выбрав второй путь, вы, скорее всего, обречёте себя на вечную неизвестность. Вы будете страдать — от одиночества, от непонимания, от нищеты. Но сон ваш будет крепок и осиян высшим покоем.
Хотите совместить? Что ж, это разумно. Вполне возможно, что у многих из вас, кого мы видим как выбравших первый путь, есть чулан с тонкой фанерной дверью, за которой, на расстоянии всего в сантиметр от руки, лежат свёрнутые, но трепетно ждущие холсты, полные неповторимой красоты.
2 комментария
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарий
ВойтиНе думаю, что мне понравилась бы книга (сюрреализм во всех его формах - не мое), а вот обзор понравился. Основная идея книги и обзора сейчас мне кажется даже актуальней, чем во времена советской цензуры (это только мое мнение). Спасибо!
Ричард Десфрей, Это да. Создавать якобы заманушные (на деле отталкивающие) обложки они умеют.
Удаление комментария
Вы действительно хотите удалить сообщение ?
Удалить ОтменаКомментарий будет удален безвозвратно.
Блокировка комментирования
Вы дейтсвительно хотите запретить возможность комментировать ?
Запретить Отмена