Академия, имя которой Туон
Дорогие читательницы!
Представляю любовный, приключенческий роман про юных братьев-близнецов и девушку-иттиитку.
Они музыканты, она художница. Они встречаются в королевском университете. Их ждет первая любовь, горячая романтика, приключения и взросление. Любовный треугольник требует выбора, и выбор этот непрост. Мир очень похож на наш, но есть нюанс...
Фенетзи, современная проза, любовный роман "Белая Гильдия".
18+
Эротический отрывок
Мы дошли до конца аллеи и ступили на узкую тропинку, убегающую из парка в лесок перед озером. Такие тропинки протоптаны не для всех, только для самых любопытных. Он все-таки взял меня за руку. Осторожно и трепетно, как дорогую вещь, которую надо беречь, но очень хочется трогать.
— Слушай, — сказал Эрик. — Я спрошу, ладно? Только ответь честно. Ты уже целовалась с кем-нибудь?
— Вопросы у тебя... — Я смутилась. Не могла же я сказать, что нет, никогда и ни с кем не целовалась. Моя бабушка руководит школой, а мама — библиотекой. Меня воспитывали на книгах, в которых девочки не целуются с кем попало, а только перед свадьбой или по большой и чистой любви.
— Я все думаю, почему ты испугалась тогда. Так смутилась. — Он чуть крепче сжал мою руку. — Я же тебе нравлюсь!
— Очень нравишься. Прямо вот очень... Но Эрик. Ну нельзя же вот так... пьяными в бане...
— Согласен. — Он почесал затылок. — Пьяными в бане, наверное, не так романтично. А здесь, в красивом лесу, вдали от чужих глаз? Здесь подходит?
Мне почему-то стало одновременно смешно и неловко.
— Эрик, ты совершенно не умеешь скрывать желаний. Если что задумал...
— А зачем их скрывать? — Он непонимающе пожал плечами. — Я неделю тебя не видел! Только и думал, как бы поцеловать.
Он так нетерпеливо мял мои пальцы в своей руке, что я запасовала. А как же Эмиль... Эмиль не мял мои пальцы и не пел мне песен, не звал целоваться и не обнимал в бане, но он не выпускал меня из своих чувств ни на минуту, и я не переставала ни на минуту думать о нем...
Мы остановились под раскидистой липой, которая уже зацвела и пахла сладко, едко и тяжело.
Эрик, оглянулся, убеждаясь, что никто нас не видит, обнял меня за талию и прислонил к стволу, легко, как игрушку. Да я и была игрушкой. Совершенно не понимала, что происходит, ослепленная его легкостью и прямотой. Я так по нему соскучилась за эти дни, что не могла наглядеться.
Высокий, растерянный, с легким пушком над верхней губой, с темными огнями, полыхающими в глазах жаркими кострами.
— Так можно? — в последний раз спросил он. — Я ужасно хочу...
Сердце мое трепетало и билось как пойманная птица: то в грудь, то в живот, то в горло.
— Можно.. — прошептала я.
Счастливая улыбка озарила его лицо на миг, а потом Эрик как-то резко дёрнул плечами, словно бы тоже решался на что-то важное и значительное, наклонился и прижался губами к моим. Просто прижался, легонечко, нежно, точно пробуя, примеряясь...
Голова моя поплыла. И я не выдержала — обняла его за шею и сама поцеловала. Очень искренне и очень неумело. Я так стеснялась своей неопытности, незнания, как положено целоваться. Обнимать губами сразу обе его горячих губы или каждую по очереди? От избытка чувства не хватало дыхания, и вдруг мои жабры начали проступать. Раньше такого никогда не случалось, раньше я чувствовала это покалывание за ушами только оказавшись в воде. Я испугалась, что Эрик заметит, и отняла от него губы.
— Ух ты! — весело, словно только что съехал на санках с высокой горки, воскликнул он. — Да ты горячая не только в моих фантазиях. А ну, теперь я! — Он взял в ладонь мое лицо и сам поцеловал меня.
Все загорелось от этого поцелуя: щеки, сердце, живот, душа. Губы его были такие беспардонные, как сам Эрик, они пили, захлебывались и требовали ответа.
Он крепко прижал меня к себе и принялся гладить спину, опуская руку все ниже и ниже.
Незаметно его горячая ладонь пробралась мне под кофту и нежно легла на грудь.
Это прикосновение пронзило, как нож. Мой дар сработал как катализатор. Я слышала, как охватившая его нежность превращается в желание — такое мощное, словно надвигающаяся гроза, буря, ураган. Жабры раскрылись, в голове не осталось ни одной мысли. Захотелось немедленно опустить руку и потрогать его брюки. И тогда я испугалась. Испугалась силы его желания и силы своего. Я тоже теряла контроль. Мое тело само рвалось ему навстречу.
Что-то в этом было неправильное. Поспешное. Что-то необратимое.
Я отстранилась. Осторожно, ласково. Погладила его по щеке, словно извиняясь.
— Перебор? — спросил он виновато.
— Есть немного.
— Ты мне так нравишься...
— Ты мне тоже... Просто все слишком быстро. Ты как пожар. Горишь. И я горю вместе с тобой.
— Еще как горишь! Просто с ума сойти! — Он обнял меня за плечи. — Итта... Ну ты чего?
— Не знаю... — Я смотрела в его глаза и таяла. Мой голос звучал словно со стороны. — Правда, не знаю. Просто понимаю, что так нельзя... нельзя и все. Эр... Лучше поцелуй меня еще раз. Просто поцелуй.
— Да с удовольствием! — улыбнулся он. — Как тебе больше нравится? Горячо или нежно?
— Нежно...
И он поцеловал меня еще раз очень нежно. И тотчас вспыхнул снова, сильнее, настойчивее. Его чудесные руки совершенно распоясались, полезли под кофту, не справились с застежками лифа и просто стянули лямочки с плеч...
— Эрик! Ну не надо...
— Не могу ничего поделать... прости. Ты такая... это выше моих сил...
— Тогда все! Все!
Он тяжело дышал, ничего больше не предпринимая, но и не отпуская меня.
— Пойдем, пройдемся. — Я кивнула на его вздымающиеся штаны. — Так возвращаться не вариант.
— Пройтись не поможет. — Уголки его прекрасных губ дернулись и упрямо поджались. — Сама сказала, что я — пожар... И ты права! — Он нетерпеливо провел ладонями по моему лицу, заглянул в глаза. — Итта! Давай переспим, а?
— Эрик... — Я снова отстранилась и тоже погладила его по щеке. — Я не уверена, что готова к этому.
— Почему нет-то?! — Он удивился и расстроился так искренне, будто и вправду не понимал, почему «нет». Ребенок, которому сообщили, что праздника не будет и не объяснили причины. И он заговорил доверительно, нетерпеливо, не переставая гладить мою шею и плечи: — Мы же нравимся друг другу. Это ясно. К ведьмам это твое «нельзя»! Просто доверься, расслабься. Я сам все сделаю. Все будет хорошо. Тебе понравится!
Он снова склонился, закопался лицом мне в волосы, горячо прижался губами к моей ключице. Это было так приятно, что когда он взял мою руку и осторожно положил себе на брюки, я не отдернула ее.
— Хочу тебя просто жутко...
Он был уверен, что ему удалось объяснить мне, как просто устроен мир. Был уверен, что я его хочу. А раз хочешь — бери. Любишь — люби. Я и вправду на миг подумала: «А вдруг он прав? Вдруг все проще?»
Только интуиция, воспитание, вся моя природа кричали: «Нет! О нет! К сожалению, в вопросах любви все очень и очень непросто».
— Нет! — твердо сказала я и уперлась руками в его высокие плечи. — Я не могу!
— Ты просто боишься. — Он прижал меня к липе собой, одной рукой держа мою руку на своих штанах, а другой уже подхватил край подола и поднимал юбку. — Пойми. Это как нырнуть с обрыва в реку. Сначала страшно, но зато потом... ни с чем не сравнимо.
— Я не боюсь... — от его жадных поцелуев я с трудом могла дышать. — я... не... готова...
— Готова! О, ты готова! И я готов.
Все, что было потом, превратилось в битву. Эрик отчаянно просил, а когда понял, что просьбы не помогут, вспыхнул, как факел, стащил с меня кофту, спустил лиф и стал целовать мою грудь. Больно. Сладко. Опасно. Прекрасно.
— Тебе так нравится? — задыхался он. — А так?
— Эрик... — шептала я. — Не надо... ну не надо... мне очень нравится... очень... но, пожалуйста, перестань...
Но он не перестал. Этот добрый доверчивый мальчик стал зверем, воином, добивающимся своего по праву мужского превосходства, вечному, животному праву.
— Я тебя хочу! Так хочу...
Мы оказались на земле. В Эрике было столько же нежности, сколько ярости и желания, которые топили любой мой протест. Глушили руками, губами, словами... И ноги мои сжимались от сладкой боли внизу живота, и брюки его терлись о мои бедра, и частое его дыхание сбивало с ритма мое сердце, и кудри его царапали мне грудь, и сладко было и жутко от этих прикосновений...
Желание текло по моим коленям, злость — по венам. Извиваясь в его руках, я оставалась в его власти. Как невозможно не быть во власти штормовой волны, сбивающей тебя с любого курса и увлекающей за собой.
Не было не единого шанса спастись. Я то билась и вырывалась, то обнимала и целовала его, то снова вырывалась, безуспешно силясь выбраться...
Жесткие корни скребли спину, пальцы тянули за волосы, поляна благоухала вечерней росой, липа капала на нас медом. Рубашка его разъехалась, все пуговицы растерялись в траве. Нежная, юная грудь его отчаянно дышала. Я видела, как ребра вздымаются и опускаются часто-часто, и как узел пупка исчезает при каждом выдохе, становится легкой отметиной, памяткой о том дне, когда Эрик появился на свет, сразу после брата, без промедления, словно очень спешил его догнать.
Я видела плавные впадины ключиц, меняющие форму от каждого движения рук, но самих рук я не видела. Они любили меня, боролись со мной и побеждали...
— Эрик... Остановись...
Он не слышал.
— Секунду... штаны мешают.
Он вскинулся надо мной, быстро расстегнул свой новенький рыжий ремень и дернул штаны вниз. И я впервые в жизни... увидела... мужское достоинство, готовое, теперь в этом не было сомнения прямо сейчас определить вечное женское предназначение — служить мужчине и его желаниям.
Как бы не так! Не со мной!
Проснулась, вырвалась, полыхнула в кровь моя тайная природа — гены древних, спящие так глубоко, что я сама порой забывала о них, верила в свою нормальность и право быть, как все. Теперь они пришли мне на выручку. Страх призвал их.
Кожа и волосы мои потемнели, зрение стало таким четким, что я видела каждую родинку, каждую пору, каждую капельку пота на его лице, шее и плечах. Зубы заострились, как у хищной рыбы.
Эрик вытаращился на меня. Не испугался, нет, возликовал произошедшим со мной переменам. Секунду другую любовался, а потом упрямо сдвинул брови и резко потянул меня под себя, одной рукой прижимая к своей груди, а другой решительно снимая с меня трусы.
— Эрик! Нет!
— Да не бойся ты так. Обними меня за плечи. Ну...
Обними? О! Он не понимал, что происходит, и у меня больше не было сил ему объяснять. В отчаянии я вонзила ему в плечо зубы. Свои острые иттиитские зубы... вонзила настолько глубоко, насколько глубокими были моя обида и моя любовь...
Он взвыл, как раненый зверь и отпрянул. Кровь потекла по ключице, закапала на мои сбившиеся волосы и грудь.
В глазах его, уже совершенно диких от желания, мелькнул восторг. Боль только распалила его — голодного, жаждущего, безумного, словно он только и мечтал, чтобы я его покусала. Для Эрика это была игра, азарт страсти, битва за любовь.
И я перестала биться, притихла, дала ему повод думать, что сдалась, а когда он, яростный и дрожащий, перехватил меня так, чтобы было удобно сделать, наконец, то, чего он добивался, вот так, животным напором, против моей воли, искаженный моим иттиитским зрением мир сузился, приблизив его лицо и отдалив темную крону липы, яркое закатное небо в такую неведомую даль, что я внезапно ощутила себя лежащей в безбрежном океане своей судьбы. Волны качали мое полуобнаженное тело, и несущей их ветер шептал. Это сейчас произойдет. Ты станешь женщиной, а этот мальчик твоим первым мужчиной... последним ли? Выбор сделан...
Ужас охватил меня, океан подо мной тяжело качнулся. Сейчас я потеряю все... И завтра... Когда я сяду в дилижанс рядом с братьями, для меня больше не будет ничего, кроме надежды, что Эрик, наигравшись, не бросит меня. Не будет Эмиля, не будет нас всех. Троих...
Океан качнуло сильнее и безбрежность осознания, на которую ушло не больше секунды вышвырнула меня назад, под мальчика, что навис надо мной, ласково, но упрямо раздвигая мне ноги...
— Итта... Пожалуйста, не упрямься.
Кровь капала с его плеча...
Прости... Солнечный мальчик... Я должна...
И я ударила его... По лицу. Ударила так отчаянно, точно спасалась не от него, а сама от себя, от этого важного выбора, сделанного не мной...
Удар получился сильным.
Я услышала его боль своим даром. Почувствовала, как искры брызнули у него из глаз. Ох, Эрик!
Он остановился, замер в полном изумлении. Словно только теперь понял, что я не шутила, когда просила его перестать...
Я толкнула его в грудь, скинула с себя, отползла, вскочила на ноги и бросилась бежать.
Я знала, что он не станет догонять меня. Я победила. Он сдался. Я это чуяла.
— Верни мне мои трусы, — спокойно сказала я ему наутро, когда стояла перед бричкой с чемоданом в руке.
— Ведьмы с две! Это трофей. — Он состряпал независимый вид. — Трусы прекрасной девушки, которая мне отказала. Таких у меня еще не было!
Левый глаз его опух и заплыл фингалом. Но фингал пройдет, а след от моего укуса останется на плече на всю жизнь. Каждая девушка, которая ляжет с ним, будет спрашивать про этот шрам — аккуратный, темный, похожий на морскую ракушку. И всякий раз Эрик будет вспоминать меня.
Мне очень хотелось влепить ему пощечину, а еще больше хотелось поцеловать его прямо тут, на глазах у всех, горячо и нежно.
— Иди ты... знаешь куда?! — выдохнула я.
— Я бы с радостью, — язвительно скривился он. — Но туда меня вчера не пустили.
Глаза его похолодели. Вечная обида, вечная тоска и вечная любовь поселились в них.
3 комментария
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарий
Войти!!!!!!!!!!!!!!
очень интересная школа, с интересными заданиями
талантливые ученики
и такие горячие :)
Итта Элиман, эмиль https://lh3.googleusercontent.com/-E7aQy3c37Vg/T3FUqGrN92I/AAAAAAAAZlM/qMwmKoDbpzg/s1600/Cole-Giordano-BCharles-Homotography-5.jpg
Уже в библиотеке!)
Танюша Андреева, Спасибо, Танюша. Очень ценю!)))
а ссылка где? картинка не кликабельна
Marina Eshli, Некликабельна, но прекрасна! )))
Сейчас сделаю!
Удаление комментария
Вы действительно хотите удалить сообщение ?
Удалить ОтменаКомментарий будет удален безвозвратно.
Блокировка комментирования
Вы дейтсвительно хотите запретить возможность комментировать ?
Запретить Отмена