• Литнет
• Литературные блоги
• Потрет старого графа

Потрет старого графа

Мне всегда кажется, что поэзия есть нечто более страшное, чем живопись, хотя последняя, занятие и более грязное, и более скучное, но поскольку художник ничего не говорит и молчит, я всё-таки предпочитаю живопись.

Винсент Ван Гог

Молодая супруга старого графа никогда не скрывала от мужа и окружающих того очевидного факта, что шла под венец исключительно из корыстных побуждений. Супруг понимал это и даже не требовал от молодой прелестницы любви — только верности. Но её поведение переходило всякие нормы приличия даже по меркам высшего света, никогда не отличавшегося особой ревностью в вопросах морали.

Негласное и основное правило светских норм приличия гласило: «Ты волен делать всё, что хочешь, и так, как хочешь, пока сокрыт от посторонних взглядов за надёжными стенами родного замка; но снаружи, из-за высокой ограды, должны видеть лишь цветущие сады и роскошные фонтаны, хоть бы и таящие за собой Содом и Гоморру».

В конце концов, пребывая в восхищении от подвигов короля Артура и рыцарей Круглого Стола, в особенности — их поисков Святого Грааля, леди и джентльмены старались «забывать» о том, что рыцари, и даже сам король, регулярно предавали друг друга, то и дело плетя коварные интриги за спинами братьев по оружию, соперничая из-за славы и жажды превосходства, как и о том, что Артур Пендрагон зачал своего сына-отцеубийцу Мордреда от собственной старшей сестры Морганы, да и «верная» королева Гвиневра нескучно коротала время с «верным» рыцарем Ланселотом. Ведь всё это меркло на фоне блеска их лат, боевой мощи Экскалибура и красоты дев Авалона.

Но графиня не считала необходимым удерживать себя в подобии рамок приличия, путая честность с нахальством и отсутствием такта. Прилюдно оказывала знаки внимания молодым любовникам, имя которым было Легион, потому что было их много. Ходила по особняку, планируя вслух, при живом супруге, перестановки и перемены, которые должны быть произведены в скором времени, когда дражайший супруг отойдёт в мир иной. И сам факт того, что он не спешил на тот свет, воспринимала не иначе как личное оскорбление, открыто и возмущённо вопрошая, как долго ей ещё предстоит это терпеть.

А увядающий граф, до этого годами запиравшийся в своей башне, где в окружении книг и реторт выводил на доске смесь научных формул с алхимическими символами, непонятными непосвящённым, внезапно проявил интерес к живописи, начав писать свой собственный портрет на память истории. Ведь, коль скоро у него не оставалось потомков, он мог оставить после себя, по крайней мере, произведение искусства.

Работа отнимала немало времени, благодаря чему супруги виделись разве что за завтраком, обедом и ужином, не считая тех случаев, когда граф велел слугам подавать еду прямо в его покои. И такое положение дел вполне устраивало молодую графиню, предпочитавшую обществу мужа-зануды внимание кучера, повара или садовника.

И вот наступил тот день, которого так ожидала молодая чаровница, а вместе с ней и вся кровожадная свора родственников, слетевшихся как стервятники со всех уголков мира на делёж наследства старика, которого и в грош не ставили при жизни.

Одни произносили тосты и злорадно смеялись, вспоминая о покойном всевозможные гадости, не забывая при этом приплетать к тем крупицам, что были, навозные кучи того, чего не было и в помине. Другие обсуждали лишь деньги и владения, ради которых они, собственно, и проделали весь этот путь. Лишь старый пёс почившего графа лежал в этот день у дверей фамильного склепа и жалобно скулил, поднимая налитый болью взгляд в небеса. А старый граф смотрел на всё с высоты своего портрета взглядом, полным печали, и о чём-то грустил.

На следующий день в особняке открылось настоящее блудилище. Графиня, не ставшая надевать траур даже в день похорон супруга, пригласила всех старых и новых любовников отпраздновать с ней её радость разнузданной оргией и вакханалией, а гости не оставались в стороне, специально заказав на торжество ночных бабочек из самых элитных борделей. Реки вина безудержными потоками заливали некогда белоснежные скатерти, а потные тела соединялись снова и снова за ширмами, на стульях, столах, скамьях и диванах. Обезумевшие от кутежа и разврата, тела испражнялись, не покидая облюбованных ими мест. В воздухе стояла гремучая смесь из ароматов парфюма и нечистот, сопровождаемая стонами и похотливым смехом. А старый граф смотрел на всё с высоты своего портрета взглядом, полным презрения, и о чём-то сожалел.

Дни проходили за днями, и к тому времени, как в богатых погребах особняка исчезли все редкие вина, а всё содержимое замка было перевёрнуто вверх дном, порублено саблями, обгажено или сожжено в камине (где догорали монументальные трактаты графа и портреты его славных предков), кто-то из гостей с насмешкой припомнил, что пришла пора поминок. Послав пару слуг за покупками, необходимыми, как топливо, для продолжения пьяного разврата, собравшиеся принялись развлекаться, показывая портрету старого графа непристойные жесты, языки и голые задницы. А старый граф смотрел на всё с высоты своего портрета взглядом, полным гнева и ненависти, и что-то замышлял.

Когда отлучавшиеся слуги вернулись — их, первым делом, просто вывернуло. Казалось, что кровь была повсюду, начиная от пола и стен и заканчивая каплями и струями, стекающими с люстры и потолка. Большинство нечестивцев обратилось в какое-то месиво, размазанное по всему особняку небольшими кучками, а те тела, что остались сравнительно целыми, утратили сходство с человеческими.

Выпавшие из рук пришедших, бутылки разбились вдребезги об испачканный свежей кровью пол, и воздух наполнили новые крики. А старый граф смотрел на всё с высоты своего портрета взглядом, полным удовлетворения и злорадства, и над чем-то смеялся.