Байки про советских писателей
Байки про советских писателей
Жизнь «литературных работников» в советскую эпоху определялась двумя изобретениями советской цензуры — Союзом писателей СССР и статьёй за тунеядство. Членство позволяло творить в рамках системы и давало право на получение дополнительных благ — творческих отпусков в тёплые края, дач в Переделкино и т.д. Быть писателем без членского билета было уголовно наказуемо.
Кому-то удалось приспособиться к системе и создать замечательные произведения, кто-то не стал приспосабливаться и сломался или, например, получил Нобелевскую премию по литературе. Так или иначе, но эпоха канула в лету, а нам на память осталось множество баек тех времён.
***
Жил-творил литературный критик З. Литераторы его, мало сказать, не любили. Дело в том, что он публиковал разносные рецензии во многих печатных органах. Если его статья появлялась в «Правде», то это нередко обрекало писателя на многолетнее забытье.
У критика была литфондовская дача в Переделкине. На заборе висела стандартная табличка с собачьей мордой и надписью: «Осторожно! Злая собака!»
К радости многих обитателей Переделкина на табличке появилось дополнение: «И беспринципная!»
***
Корней Чуковский на своей даче устраивал для детей, проживающих в районе Переделкина, костры. На них приглашались Л. Кассиль, С. Михалков и другие детские писатели.
Как-то в разгар веселья один мальчик, явно из писательской семьи, задал Корнею Ивановичу вопрос
— Скажите, пожалуйста, почему вы хорошие книжки подписываете как Корней Чуковский, а плохие — как Корнейчук?
(Корнейчук Александр Евдокимович — драматург советского периода, пятикратный лауреат Сталинской премии)
***
В советские времена очень большое внимание уделялось развитию национальных литератур. Некоторые народы не имели и своей письменности. К национальному автору прикреплялся литератор, который должен был перевести его книгу на русский язык. Такую практику шуточно называли «литературным донорством» и рассказывали по этому поводу немало смешных историй.
Вот две из них.
Однажды в гостиничном номере столичный литератор читал приезжему писателю перевод его произведения на русский язык. Читал час, два, три... Наконец переводчик устал и сказал:
— Надо сделать перерыв. Да и обедать пора. Потом продолжим.
— Давай однако сейчас продолжим, — настаивал гость. — Уж оченно интересно, что дальше будет...
В 3 часа ночи раздаётся звонок — национальный поэт звонит своему московскому переводчику:
— Яша, ты нэ спышь? В такой ноч нэлзя спать даже в Москве, а у нас — тэм более. Луна в горах, тышина. Дэвушка за водой пошел, кувшин на голове, а на самом дэли лубить кому-то нэсёт. Слушай, ты пажалста переведи этот замычательный лирический стихотворение на руский язык, а?
***
«Краткая литературная энциклопедия» начинает статью о Михаиле Светлове так: «рус. сов. поэт. Род. в бедной евр. семье». Автор биографической статьи известный юморист Зиновий Паперный, видимо, в данном случае имел в виду особое обстоятельство, которое произошло с поэтом во время первой паспортизации в Советском Союзе.
— Ваша национальность? — спросила паспортистка.
— Иудей, — ответил Светлов.
Когда же он получил паспорт, то в графе «национальность» обнаружил странное слово — «индей».
— Что это такое?! — возмутился Светлов. — Я же вам сказал, что я — иудей. А это значит — еврей.
Паспортистка, оказалось, никогда не слышала слово «иудей». Выдавать новый паспорт она не имела права. Пошла к начальству, которое внесло дополнение в указанную графу. В результате Михаил Аркадьевич был единственный в мире «индейский еврей».
Впрочем, вполне возможно, что эта шутка была придумана самим Светловым.
***
Директор Центрального дома литераторов писатель Борис Филиппов и Михаил Светлов были старыми друзьями. Как-то Светловзашел в кабинет Филиппова и попросил в долг три рубля, чтобы истратить их этажом ниже.
— Ради Бога, Миша! Возьми не три, а пять рублей.
За спиной Филиппова висел портрет Михаила Светлова работы Игина. Светлов взял со стола ручку и написал на портрете:
Борис Михайлович Филиппов!
Люблю тебя и выпив, и не выпив.
М. Светлов
***
Михаил Светлов очень любил дом творчества писателей в Гагре, и поэтому оставил там о себе немало легенд. Вот некоторые из них.
Выйдя на пляж дома творчества и окинув взором млеющих под солнцем писательских жен, Светлов грустно произнес:
«Тела давно минувших дней...»
А потом, взглянув на играющих под тентами в преферанс писателей, добавил:
«Им—под—тентом хорошо...»
Когда у него закончились деньги, а одолжить в конце заезда нужную сумму было не у кого, он послал телеграмму директору Всесоюзного управления охраны авторских прав Хесину:
«Мир без денег тесен.
Пришли двести, Хесин!»
***
Поэт и автор песен Александр Галич рассказал эту историю во время одного из своих концертов. Анна Ахматова, Лидия Чуковская и Ольга Берггольц пили чай и беседовали на даче у Ахматовой.
Берггольц, прошедшая сталинские лагеря, очень много ругалась матом. В конце концов, Лидия Корнеевна не выдержала и сделала ей замечание, на что Анна Андреевна резонно заметила: «Ну что Вы, Лидочка, мы же в конце концов филологи».
***
Старая гвардия МХАТа любила собираться на чаепития с баранками у Москвина. Как-то Качалов, Москвин,Тарханов и писатель Алексей Толстой прекрасно поставленными голосами, очень выразительно обсуждали проблемы советского театра, литературы, искусства.
В разгар обсуждения открылась дверь — в гостиную, громко шаркая, вошла пожилая домработница Москвина и с возмущением сказала:
— Старая п...а, старая п...а. А они в сахарнице лежали!
И положила перед Москвиным его запонки. Под дружный хохот домработница с достоинством удалилась.
***
Писательская группа заканчивала туристическую поездку по Венгрии. Накануне отъезда в Москву, все собрались у руководителя группы Бориса Ласкина. На стол выставили последний «НЗ»: три бутылки водки, две банки тушенки и столько же баночек черной икры. Но пить было не из чего. Один из писателей вызвался помочь. Он позвонил в ресторан отеля и на отвратительном немецком языке попросил принести пятнадцать пустых рюмок.
Спустя некоторое время в номер постучали, открылась дверь и на пороге появился официант с подносом, на котором стояло пятнадцать рюмок, наполненных паленкой. Увидев это, Ласкин вначале онемел, поскольку ни у кого не было ни единого форинта, а потом крикнул официанту:
— Цурюк!
Что означало «Назад!»
— Варум? — спросил официант, то есть «Почему?».
— Дарум! — отрезал непреклонно Ласкин, что означало «Потому!».
И захлопнул дверь.
***
Василий Павлович Аксёнов рассказывал, как в конце 60-х сутки ехал из Ялты в одном купе с бойким морячком. Который весь день таскал из вагона-ресторана вино, пил его сам с собой и заливал попутчику баки:
— Щас приеду в Москву и сразу в Переделкино, к Жене Евтушенко на дачу. Роба Рождественский с Андрюшей Вознесенским подгребут — водки, закуся накупим. Беллочка Ахмадулина подруг позовёт. Булат с гитарой подвалит...
Слушал его Аксёнов, слушал, наконец не выдержал: сказал, что всё он врёт — и не знает никого из этих писателей, и вообще не такие они люди.
Морячок полез в бутылку:
— А ты сам кто такой? Тоже писатель? Как твоя фамилия?
— Аксёнов.
Морячок ненадолго заткнулся, глядя в окно. Потом спросил:
— Над чем работаешь, Вася?
***
Николай Глазков, герой множества литературных историй и автор остроумных пародий, к примеру,
«Люблю грозу в начале мая,
Когда идет физкультпарад,
И тихо мокнет на трибунах
Правительственный аппарат»,
однажды был приглашен в Алма-Ату на совещание молодых литераторов в качестве руководителя семинара поэзии.
— Что вы сейчас читаете? — спросил он у молодого поэта, пытаясь выяснить его литературные пристрастия.
— Сейчас я читаю работу Владимира Ильича Ленина «Государство и революция», — с гордостью ответил начинающий графоман.
— Напрасно, даже вредно, — задумчиво сказал Глазков.
На семинаре присутствовал зав. отделом культуры ЦК КП Казахстана и Глазков был тут же вызван «на ковёр».
— Как вы смеете советовать молодым поэтам не читать труды Владимира Ильича? — грозно спросил заведующий.
— Владимир Ильич в работе «Государство и революция» пишет о подготовке переворота. Вы хотите, чтобы у нас снова была революция? Чтобы была свергнута советская власть? — парировал Глазков.
***
Когда кандидатуру Роберта Рождественского рассматривали на роль ведущего публицистической программы на Центральном телевидении, кто-то из окружения председателя Гостелерадио Лапина возразил:
— Но он же заикается!
— Зато ничего лишнего не скажет! — отреагировал Лапин.
Надо сказать, что Роберт Рождественский прекрасно вел эту передачу. Она была острой и интересной, пользовалась большой популярностью у зрителей.
***
Весна 1988 года Центральный дом литераторов (ЦДЛ) готовили к приему президента США Рональда Рейгана, который выразил желание встретиться с писателями-диссидентами. Заново заасфальтировали улицу Воровского, купили мягкую мебель, построили специальный туалет рядом с рестораном, раза в четыре увеличили меню и раза в два снизили цены... Недели две руководство ЦДЛ стояло на ушах, но подготовиться успели. Комиссия из ЦК осталась довольна.
Рональд Рейган в ЦДЛ во время визита в СССР, 1988 год
А инакомыслящих писателей искать и подготавливать было не надо. Одна была сложность: сделать так, чтобы их стало поменьше. К сожалению, число их за столь короткий срок не уменьшилось, и ресторан (где проходила встреча-банкет) был полон. На встрече были и только что вернувшийся из Англии поэт Е., и известный поэт В. В фойе стояли не приглашенные секретари Союза, орденоносцы и лауреаты.
Было слышно, как автор поучительных басен, сказал уныло кавказскому лирику:
— Возможно, эти фрондеры оказались дальновиднее нас...
4 комментария
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарий
ВойтиПро Корнейчука и плохие книги прямо умилило))
+
Восхитительно!
Спасибо! Почитала с удовольствием!
Удаление комментария
Вы действительно хотите удалить сообщение ?
Удалить ОтменаКомментарий будет удален безвозвратно.
Блокировка комментирования
Вы дейтсвительно хотите запретить возможность комментировать ?
Запретить Отмена