Pro: насилие над ведьмой
Здесь и сейчас. Более ничего. Это его собственный кусок Ада, где надо жить, выживать, скрипеть зубами и делать свое дело. Его, Дуайта, «пустынного брата», дело. Простое, как детская считалочка. Необходимое, как кресло дантиста. Нужное, как вода из колодца селения, уничтоженного за краткий миг Бойни. Ведь его дело, если не кривить душой, простое убийство. И оно ему нравилось. Как никакое другое. Свое, вросшее в пропащую языческую душу, не желающую ничего другого.
Тяжесть «упокоителя» и запасных обойм. Вес «кольта» на бедре и мере на поясе. Увесистость тесака за спиной и ребристые углы гранат в подсумках рядом с ним. Поиск врага каждую минуту, ловля его в прицел, превратившаяся в глубокий шрам морщины у правой брови. Шрам, прячущийся в линиях моко, таких непонятных никому из своих.
Полковник Шепард частенько ошибался. Думал о языческих традициях, да. Как бы не так, полковник. Петли и узоры, пятнающие кожу, делались для другого. Для счета, что придется предъявить после огненного круга, куда придется шагнуть после единственной ошибки. А она будет, это Дуайт знал с самого первого раза, как только его плечи накрыла кожа наплечных щитков, закрепленных на куртке.
Любая завитушка на лице, шее, руках или груди – это убийство в защиту людей. Каждый уголок или треугольник – уничтоженное злобное нечто. То, что спросят с него после краткого мига небытия ледяной черноты.
Черные линии и штрихи, свивающиеся в неправильный и безумный узор скажут за него. И, кто знает, Дуайта может ждать что-то хорошее там, по ту сторону смерти. Только в это он и верил. Тайком, не говоря никому, надеялся на лучшее хотя бы потом…
Ведьма шла впереди. Поводок, пристегнутый к ошейнику с шипами на внутренней стороне, дергать не хотелось. Настоящая причина их похода стала ясна сразу. Марк хотел узнать что-то от нее. Что-то важное, такое, что просто не вытянешь. Значит, крови сейчас только прибавится. И больше никак. А едва слышно звякающий кейс в левой руке Марка, только подтверждал догадку. Благородный поступок, ничего более. Никаких мучений перед глазами двух миз, оставленных в «Орионе». Ведь командор есть истинный рыцарь, пусть и не в сияющих доспехах. Спорить с ним не хотелось. Дуайт даже радовался. И не хотел стоять в стороне, когда дело дойдет до открытия кейса и его содержимого. Он-то вовсе не благороден и немного злой мести не повредит. Совсем чуть-чуть.
Движения в селении не оказалось. Полностью вымершая резервация только гудела. Мириадами жирных черных мух, облепивших роскошнейшие блюда их пиршества. Подарок, оставленный теми, кто растворился в пустыне около суток назад. Два удара, по бункеру и этому месту… явно неспроста. И что тогда ждет впереди? Дуайт ухмыльнулся под маской. Да, есть с чего. За Морриса он расплатится сполна. Той мерой, что всегда мала. Когда есть что ей мерять. А уж кровь весит не так и много. И чем больше ее прольется за друга, за вон ту девчонку-подростка или огромного смоляно-черного ниггера с крохотной второй головкой, тем лучше.
Дома здесь ставили из песчаника. Надежные, неказистые и вросшие в каменистую землю пустыни надолго. Жителей, лежавших, висевших и распятых повсюду, скоро не станет. Их расклюют стервятники, растащат по углам грызуны и обглодают койоты. Они уже начали свое дело, могильщики Бойни, пожинающие во время Её обильные и ежедневные пиры. Скрылись после приезда сюда таких ненужных и нелепых людей. Да. Так и будет.
Хозяева домов превратятся в костяки, облепленные еле заметными останками плоти. Ветер и песок отполируют кости до блеска и чертовой неземной белизны. Время, великий хозяин всего и вся, бурями, холодом, жарой и нежданными дождями сотрет оставшееся в пыль и порошок, смешав с желто-серыми волнами пустыни. Прах к праху. Как было всегда и как будет дальше.
Но дома останутся. Еще сильнее врастут в землю. Покроются сухими порослями травы и плюща, занесенных с Залива, трещинами и выбоинами, дырами в кровлях. Дома густо облепят раковые опухоли лишайника и мха, добравшихся до мертвых жилищ через жар Мохаве. Люди строят, не думая о будущем. А в будущем без людей дома станут новыми дюнами, холмами с редко торчащей колючей травой или еле заметными каменными клыками, что никто не примет за дело рук человеческих. Но… но пока дома будут стоять. Вспоминая прошлое, вспоминая увиденное, вспоминая тепло и холод внутри, слезы радости и горя, любовь и ненависть, рождение детей и смерть стариков. Дома будут стоять, наполненные людьми, что больше никогда не переступят их порог.
Марк шел ходко, не смотря по сторонам. Дуайт сторожился, но недолго. Чутье не подводило. Смерть была здесь еще вчера. Но сегодня она ушла и вряд ли вернется. А вот ее следы остались, чем дальше они заходили, все более и более густыми. Как патока на блинчиках, чем сильнее наливаешь, тем темнее и слаще. Так и здесь, хотя патока в селении отдавала совершенно другим цветом, запахом и вкусом. Медным и соленым, знакомым так сильно, как ничто другое. Кровь и рейнджеры всегда близки.
Командор остановился. Посмотрел по сторонам, блеснув линзами маски, показал на пристройку, прячущуюся за крайним справа домом. Ведьма, все это время идущая спокойно и молча, дернулась, рванулась в сторону и покатилась по пыли, густо сдобренной кровью семьи, лежавшей на ней. Дуайт для надежности добавил пару ударов в живот. Сгреб за все еще роскошные черные волосы и рывком поднял на ноги. Ведьма глухо охнула, слеза потекла по щеке, пробивая дорожку через грязь и засохшую с ночи кровь.
Марк посмотрел на нее, протянул руку и крепко ухватил за шею. Ведьма сдавленно и хрипло выдохнула воздух, наливаясь красным. Командор держал крепко, сдавливал и сдавливал. Когда в правом глазу индианки лопнули сосуды, хватка ослабла. Дуайт не дал ей упасть, потащил за угол дома.
Новая церковь порой не просто казалась, а была всемогущей. Как еще объяснить место, где они оказались? Невысокий просторный подвал, никак не подходящий для жалкой лачуги, стоявшей сверху. Свет включился автоматически. Также, как загудел компрессор и система охлаждения, заполняя подвал прохладой. Ведьму это точно не радовало. И вряд ли она успела замерзнуть, пусть и одетая только в юбку из кожаных лоскутов и во что-то, туго держащее большую грудь. Хотя… может и замерзла. Вряд ли ее грели несколько вороньих и крысиных черепов, стукающих друг о друга, качаясь на длинном шнурке.
Глаза, и целый и полностью покрасневший, смотрели только на дальнюю стену. На плитку, покрывающую и ее и пол. На два металлических стола, накрытых вощенной кожей. На никелированное кресло между ними. Стальной острый трон, украшенный ремнями. И на сток прямо под сиденьем, уходящий к стене.
Желтоватая кожа, покрытая густой вязью татуировки, бледнела, превращаясь в восковую. Женщину трясло от страха и от густого запаха ужаса, замешанного на боли, еле уловимого, но въевшегося в подвал прочно и навсегда.
Марк стянул маску, аккуратно положил на письменный стол напротив кресла. Расстегнул застежку плаща, бережно повесив на безумно выглядевшую блестящую вешалку, прикрученную к стене точно по уровню, судя по всему. Кобуры снимать командор не спешил. С той же вешалки снял длинный мясницкий фартук, сделанный из… чего-то, удивительно напоминающего резину. Кивнул Дуайту на кресло.
Ведьма уперлась ногами, напружинив все мышцы. Вросла в пол камнем, расширенными глазами дико косясь на металл, ждущий ее. Из-под серебра удил что-то доносилось, больше всего напоминая вовсе не человеческую речь. Хотя жалобный плач Дуайт все же услышал. Но сейчас ему стало не до того. Мускулы женщины, вздувающиеся под кожей змеями, не расслаблялись. Ломать ей что-то раньше времени не хотелось. А бить… Дуайт опасался. Напряжение казалось чрезмерным. Хороший удар и, кто знает, не порвется ли что-то внутри? Это явно лишнее. Ведьма должна и ему, да еще как. Расплатится нужными знаниями и он ее убьет. Без мучений. Если захочет вернуть долг необходимым.
Марк, все такой же спокойный, достал что-то из небольшого металлического ящичка. Ведьма дернулась, явно желая попытаться сбежать. А вот этого Дуайт ей не позволил. Ударил коленом в тазобедренный сустав, заставив неловко упасть, сложиться сломанной марионеткой. Этого хватило, командор тут же оказался рядом. Блеснул странно выглядящим шприцом, ловко воткнув длинную иглу прямо в шею. Пшикнул поршень, вогнав в нее прозрачное содержимое. Ведьма еще раз дернулась, вцепившись совершенно белыми пальцами в голенище сапога Дуайта. Скрипнул, ломаясь, ноготь. Страх в ее глазах стал безмерным, выдавив все прочее. И тут же, неожиданно и страшно, женщина расслабилась. Полностью, всеми мышцами, только что вздувающимися и твердо-стальными. Он успел подхватить ее голову, настойчиво стремящуюся удариться об бетон. Нести ее показалось тяжело. И неприятно. Расслабилась ведьма полностью. Мыть одежду Дуайту совершенно не хотелось. Пришлось подхватить под мышки и тащить волоком. Темный и резко пахнущий мокрый след протянулся до самого кресла.
Ремни неведомый мастер расположил удобно. Ведьма, притянутая по груди, животу, бедрам, щиколоткам и рукам не смогла бы даже попытаться отодвинуться. Марк затянул поперек ее лба последний, широкий, притянув к подголовнику. Стянутая полностью, бледная, мокрая от собственного пота, женщина смотрела вперед, дико вращая глазами. Слезы высохли, оставив темные дорожки.
Марк проверил путы, довольно кивнул. И отошел к нише в стене. Подкрутил вентиль у баллона с газом, прятавшимся там же, зажег плитку. Достал из шкафчика, утопленного полностью, кофейник и жестяную банку. Густой запах молотого кофе чуть перебил острый запах ведьмы. Вода нашлась в большой фляге чуть в стороне. Большую головку сахара командор покрошил ножом Дуайта.
- Дуайт, присмотри за нашей гостьей. – Марк достал из того же шкафчика, казавшегося бездонным, две высоких металлических банки. – А я сделаю нам по сендвичу. Ей необходимо не меньше десяти минут.
- Не может говорить?
- Совершенно. Но все слышит. Тем лучше.
1 комментарий
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарий
ВойтиМило до жути. Картинка рисуется такая, что никакого кофе не захочется...
Удаление комментария
Вы действительно хотите удалить сообщение ?
Удалить ОтменаКомментарий будет удален безвозвратно.
Блокировка комментирования
Вы дейтсвительно хотите запретить возможность комментировать ?
Запретить Отмена