61.
А то что же это будет, если каждый себе как захочет фантазировать начнет, каких хочет миры и героев придумывать, это будет уже… как его?..
Фэнтези?
НЕТ! Это будет вообще не фэнтези, а кавардак! А такого жанра в наших сериях пока не требуется. Нормальные нужны! Всё понятно? Как вы и я. Как он, и ещё он, и она тоже! Обычные! Но в необычных обстоятельствах. Чтобы интересно читать нормальным людям.
Понял, автор?
Ага.
Не "ага", а "так точно, господин генерал"! Кругом, шагом марш!
…И куда я пойду искать нормальных? Если для меня и моих знакомых норма то, что для других даже не фэнтези?
(48-й квартал Удачи: история одной писательницы)
62.
Над бразильским побережьем полыхал закат. Облака горели оранжевым и алым и не обугливались лишь потому, что бразильские сумерки коротки. Как и повсюду в тропиках. Если бы это величие огня и солнца продлилось на пять минут дольше, облака превратились бы в пепел и чёрным дождём осыпались в океан. А впрочем, так всегда и бывало. И потом, сквозь прожжённые дыры светили звёзды…"
(Флермондиана-6, Среди тропических орхидей)
63.
— Эй, ты! Это был мой хот-дог! Тебе это нельзя! — возмутился хозяин.
Береникса словно сразила молния.
Все шесть или восемь поколений, не бравших в рот ничего, кроме специализированного собачьего корма и ни разу не ступавшие на настоящую траву, не засеянную специально и аккуратно подстриженную косилкой, мигом дали себя знать. И обрушили гнев небес на своего потомка-отступника.
До Береникса совершенно неожиданно дошел смысл слова "хот-дог". И не только как названия специализированной человеческой еды, непригодной для собак, но и глубинный смысл того, что он съел. "Горячая собака"!
Он съел себе подобного?
И люди постоянно и без зазрения совести едят собак?!
Береникса постиг интеллектуальный шок. Он безвозвратно тронулся собачьим умом, и на опустевшем месте стал зарождаться, как следствие мощного стресса, неслыханный сверхинтеллект.
— Простите, хозяин, я не нарочно, — вежливо извинился Береникс, даже не удивляясь, как легко ему выражать свои мысли по-человечески. — Но позвольте выразить мое сомнение в том, что подобная субстанция со столь оскорбительным названием вообще пригодна для употребления в пищу мыслящим существам. Я бы хотел заметить…
Торговый представитель крупной Нью-Йоркской компьютерной фирмы истерически швырнул в собственного пса стаканчиком колы и разразился потоком нечленораздельных воплей, самым цензурным из которых было: "Мамочка!"
(Рыцарь ордена Панголин, книга 1 Хрустальный панголин)
64.
— Медовый месяц у вас закончился еще до выхода из Гавра, — напомнила Матиола.
— Я заметил! — отбил выпад зять. — Но по вашей милости мне полагается компенсация за три года строгого режима, так что медовый месяц у нас длится, минимум, до сентября! Запишите это в своем календаре!
(Флермондиана-2, Свадебное путешествие Гиацинта)
65.
— Приведи пример, чего не позволяет твоя честь?
— Причинять вред и страдания другим. Не заставляйте меня убивать лягушек, и мы договоримся. Меня нельзя заставить пить и есть, если не хочу, а также — любить, кого не желаю.
(Приключения Благородного Дика)
66.
— …Вчера нас много раз хотели убить, но сейчас я впервые столкнулся со смертельной опасностью, как ты выражаешься, глаза в глаза. Так, чтобы успел ее осознать… Гиацинт!
— М-м?
— У тебя это, наверное, не первый случай?
Тот равнодушно кивнул, не открывая глаз:
— Угу… Третий, за неделю. Хотя, возможно, и больше…
Граф Георгин покачал головой:
— Ужас!
— Спокойной ночи, — послышалось из темноты.
(Флермондиана-2, Свадебное путешествие Гиацинта)
67.
— Надежда умирает последней.
— Предпоследней. Последнее, что нам остается — черный юмор.