Конец июля. Воскресенье.
Мы лениво выходим на безлюдный школьный стадион. Хотя шагаю я нарочито медленно, ему всё равно приходится поспешать за мной, забавно перебирая ножками.
Пройдя кусок территории, заставленный разнокалиберными турниками, брусьями, да лестницами, подступаем к большому полю, с широкой гравийной дорожкой по кругу и небольшой благоустроенной трибуной.
Не успев прийти, первым делом направляемся к трибуне. Нужно ведь немного посидеть, расслабиться, передохнуть.
Впрочем, передохнуть нужно мне, а ему - лишь бы порезвиться. Так что пока я разваливаюсь на первом попавшемся кресле нижнего ряда, он потихоньку забирается по ступенькам на второй, желая устроиться повыше.
Ему очень нравится, что стульчики разноцветные, и можно залезть вначале на красный, потом переползти на белый, а затем и на зелёный перебраться... а ведь дальше есть ещё синий, жёлтый, оранжевый - огромное пространство для игр.
Минут пять просто сижу, затаённо наблюдая за тем, как он увлечённо осваивает сидушки. Внезапно самолёт, взлетая с близлежащего аэродрома, шумно разрезывает воздух. На секунду отвлекаюсь, растерянно выискивая в небе мерцающий фюзеляж. Но зависшее прямо над верхушкой школы солнце, отчаянно слепит глаза, не позволяя как следует разглядеть борт.
- Папа! - тут же кричит малыш - смотри, вот он! Самолёт!
Естественно, не только меня привлёк мощный нарастающий шум.
- Вижу, вижу, не ори так.
Перевожу заслеплённые глаза чуть пониже, где на фасаде учебного учреждения, чернеет табло старых электронных часов. Несколько мгновений спустя удаётся разглядеть зелёные цифры.
Ну и дела. А ведь времени, оказывается, только половина десятого. Но уже такая страшная духота. Что дальше-то будет?..
- Может на турничок? - спрашиваю бездумно, одновременно наблюдая, как текущий час сменяется нынешней датой и обратно.
- Шо-шо?
- На турничок, - повторяю уже более осознанно, - подтянемся пару разу. Разомнёмся, так сказать.
- Не хочу, - бормочет он, осторожно вставая на ноги и расставляя руки для равновесия, - разминаться.
И тут же:
- Папа, держи меня!
Оробел, по-видимому, от собственной смелости. Оно и понятно - высота!
А разговаривает, нужно сказать, смешно пока. Вместо "Ч", у него получается "Ц", вместо "Ш" - "С". "Р" - картавится, сложные гласные звучат прямолинейно, мягкий знак где-то теряется. И помимо того, всё сказанное столь нежным голосочком само по себе звучит очень умильно.
Так что произносит он, по сути: «со-со?», «не хацю, 'асминаца» и «дези меня!».
Поневоле улыбнёшься таким потешным фразам.
Впрочем, улыбаться некогда. Спешу на помощь и поскорее протягиваю руку, пока страх не перешёл черту, и потеха не превратилась в настоящий испуг.
Опираясь на мою ладонь, медленно садится. Вновь ощутив уверенность, делает круглые глаза и радостно заявляет:
- Ты видел, я стоял?!
- Ага, молодец…
- А что ты там говорил?
- Да я насчёт турничка…
- Не, не хочу.
- Ну да, обсудили уже. На самом-то деле, я тоже не особенно хочу… Пекло ведь. Ладно, просто посидим пока.
- Шо-шо?
- Просто по-си-дим, - вроде всё уже понимает, но приходятся постоянно дополнительно прояснять детали.
- А! Хорошо!
Впрочем, ему, естественно, долго не сидится. Уже через минуту начинает вновь кочевать по разноцветным креслам, на сей раз явно намереваясь добраться до самого конца трибуны. Наблюдаю издали - действительно, устроился на краю и сидит, ногами болтает.
- Па! - внезапно зовёт.
- Что?
- Иди сюда!
- Зачем?
- Иди сюда!
- Не хочу!
- Иди-И сюда-А-а! - практически сосунок ещё, но как убедительно играет голосом. - Иди сюда, говорю!
Эх, переуверить его в чём-то не так-то и просто. Приходится вставать, и топать на зов:
- Чего звал?..
- Тут посидим.
- Ну - даёшь. А чем тебе там не сиделось?
- Так дерево. Тень, видишь?
И действительно, огромный тополь прикрывает эту часть трибуны от солнца, образуя довольно густую тень.
Эге, что-то я сплоховал, сам-то не допетрил. А ведь под деревом действительно лучше, чем на открытом пространстве. Что ж, кем-кем, а несмышлёнышем его сложно уже, пожалуй, назвать.
В общем, устроились в тени, прохлаждаемся.
Внезапно на дорожке появляется какой-то возрастной спортсмен и начинает трусцой наматывать унылые круги. Ну а мой пацанёнок, в то же самое время, сползает с сидения, и, держась за поручень, начинает осторожно ходить вверх-вниз по угловой лестнице, вслух считая ступеньки: раз, два, три, четыре, пять, восемь, девять, десять...
- А шесть и семь куда опять потерял?..
- Шесть и семь... - называет он две следующие.
- А что потом? После десяти?
- Одиннадцать?.. - смотрит неуверенно.
- Ага. Одиннадцать и двенадцать.
Переговариваясь с сыном, вполглаза наблюдаю, как медленно бежит старикан, как поднимает за собою пыль; а когда приближается к нам - как пот стекает по его утомлённому, морщинистому лицу. Первый круг, второй...
На третьем я сдался:
- Слушай, может уже в футбик поиграем? Надоело что-то сидеть.
- Давай, - неожиданно легко соглашается.
Футбольное поле неровное, кочковатое, пыльное. Газон - жухлый. Ребёнку там играть тяжело.
Зато позади трибун находится ограждённая баскетбольная площадка с резиновым покрытием, двумя полноразмерными щитами на высоких стойках, и небольшими «футзальными» воротами у сетки. Туда мы и направляемся.
Калиточка на площадку всегда открыта. Обычно в такое время старшеклассники играют там в баскетбол или футбол, а мы на них посматриваем. Но не теперь. Оно и понятно, во-первых, жара, да и потом, наверняка разъехались все.