7 дней лета

Пролог

— Прости.
Хруст фаланг под опускающейся ногой, закованной в лакированный штиблет. Что-то жизненно важное, лопающееся под ударом ноги. Тело подпрыгивает на заплёванном, грязном полу подъезда и не шевелится больше. Не умерло, нет. А стоило бы.
— Прощай.
Всё началось почти десять лет назад. Десять лет, изменившие мир и одного глупенького мальчика.

На дворе заканчивались нулевые, а я, студент — гордый тем, что полностью создал себя — опоздал. За год подработки в кафе с живой музыкой я повидал всего, но незыблемым оставалось одно — как штык в 9:7 я стоял на остановке и поджидал свой ПАЗик. А здесь задержался.

Я помню эти лица — девочку метр с кепкой, работающую в ночную смену местного интернет-кафе, Тэш, кажется. На второй остановке обычно заходила Юля — мы раньше работали вместе и до сих пор здороваемся кивками. Привычное и распланированное до секунд бытие. Моё место мизантропское — на отшибе. И я всегда занимал его, так как не переносил чужих прикосновений. А здесь опоздал. И за две минуты что-то сдвинулось в пластах мироздания.

 
Моё место оказалось занято каким-то парнем, пришлось садиться рядом с Тэш. Время до моей остановки надо было чем-то убить — и от нечего делать я заглянул за плечо «компьютерной» девочке, где она увлечённо трещала с кем-то по аське. Один номер почему-то запомнился. Наверное, потому, что был достаточно красивым, пятизначным… И мало удивительного было в том, что, вернувшись домой, я машинально забил номер в поиск, мы разговорились… Подружились… Спешили вечерами в сеть. Пришлось потрудиться, объясняя, откуда у меня взялся этот номер. Но оно того стоило. Так что ничего удивительного в том, что однажды я просто признался себе, что мой лучший друг — это анонимный собеседник в асечном окошке.

Я всегда считал, что каждый получает только ту реальность, какую заслуживает. Реальность наркомана состоит из шприца, почти невидимых вен и раствора на ложке над зажигалкой. Реальность художника — из образов, перспектив и горящей на кончиках пальцев идеи. А моя реальность… Что ж, я не был безгрешен, и мне пришлось устроить ряд подлогов ради того, чтобы оказаться на первом курсе консерватории. Я не гордился этим, но к своей мечте, связать жизнь с музыкой, шёл бульдозером. Просто потому, что с первой мечтой в моей жизни, стать космонавтом, меня развернули — что-то в моём светлом детстве пошло не так, что-то со внутренними органами.

Как результат, моя реальность состояла из нотных тетрадей, бесконечных репетиций, сольфеджио и попыток считать мелодию «с листа».
И…

Я заканчивал второй курс, когда столкнулся с ней на нашей кафедре. И мы как намагниченные тянулись и тянулись один к другому. Хотя я изо всех сил строил из себя ответственного юношу, не разменивающегося на мелочи. Несмотря даже на то, что нас представили друг другу общие знакомые спустя неделю. А ещё через неделю я признался своему единственному приятелю — тому таинственному собеседнику из сети — в том, что, кажется, схожу с ума. И полтора часа восторженных эпитетов, расписываний «какая она!» спустя, мне задали вопрос: и что, нашему общению теперь конец?
— Конечно же, нет! Я даже не собираюсь…
Чего я не собирался — я не договорил.

По ту сторону двери стояла она.
 
Почему она пришла? Непонятно. Но факты штука упрямая — по ту сторону двери стояла она.

Я всю жизнь хотел пинать мяч, всю жизнь мечтал помахать рукой Земле из космоса. Но где-то в Небесной Канцелярии решили, что я буду полезнее в качестве музыканта. Сначала больные почки. Потом повреждение колена.
Я понял намёк и полностью посвятил себя музыке, не размениваясь на мелочи. Так что про любовь я знал только то, что она есть. Только то, что сумели воспитать во мне Гершвин, Григ, Бетховен. Вечерами и мне мечталось о том, что я однажды встречу свою Джульетту Гвиччарди. По-своему, по-обывательски, я был наивен и верил в то, что любому человеку свойственна тяга к чистому и светлому. Человека должна привлекать жизнь, прекрасная, настоящая. А не глухота, тошнота и мгла… Семнадцать лет, чего вы хотели… Перспективный мальчик.

А ведь мы даже не поцеловались. Держались за руки, ходили вместе, медленно двигаясь к тому, когда кому-нибудь из нас хватит решимости перевести её и меня в «нас». Оказалось, решимости хватило кому-то другому.

Он забрал её у меня — её улыбку, тепло ладони, жадное внимание в голубых глазах. И будто в ознаменование того, что беда не приходит одна, замолчал и мой таинственный асечный визави. Он очень долго молчал и до этого, но я тогда был занят — я был влюблён.

Почему-то даже в голову не пришло мстить или бороться… Просто улетели в помойное ведро и сгорели несколько тетрадей со стихами, серенадами, и сюита «Ей» звалась теперь «Без Лица». Просто из телефона, записной книжки и почтового ящика безжалостно были выкорчёваны номера и контакты. Я замкнулся в себе и полностью сосредоточился на учёбе. Учёба, работа, учёба, работа — музыка — не дающая успокоения, но хотя бы не бесящая. Наверное, меня, как любого другого представителя знака Близнецов, действительно необходимо очень сильно обидеть, чтобы мы начали выкладываться в творческом плане. Хотя я никогда не верил во всю эту зодиакальную чушь.

Но я начал срывать овации — бывший бесталанный, вечная вторая партия, тот, на кого ректор уже давно рукой махнул, я будто бы обрёл второе дыхание… Да-да, то самое, которое не светит ни одному из духовиков с их гипертрофированными лёгкими. Гран-при на фестивале духовых инструментов, первое место среди трубачей в смотр-конкурсе «Звуки СНГ», приглашение на стажировку в Берлин с перспективой трудоустройства… Я видел это всё во сне, находясь будто под наркозом, и с трудом воспринимал. Я рос как музыкант, загибаясь как романтик и ребёнок. Сейчас я понимал, что вообще мало удивительного в том, сколько боли обычно прячут глаза любого талантливого музыканта.